Допросы сионских мудрецов. Мифы и личности мировой революции - Александр Север

Англичане пытались противодействовать тайному нарушению экстерриториальности посольства — установили новый сейф, врезали в дверцы архивных шкафов новые замки, сотрудники получили строжайшую инструкцию никому не передавать ключи от канцелярии и т. п., но ничего не помогало — секретные документы продолжали пропадать.

А через два месяца все тот же британец получил доказательство того, что «к архивам посольства существует доступ, позволяющий выносить бумаги и производить их съемку в доме Комиссарова»[99].

Ситуация не изменилась даже во время Первой мировой войны, когда появилась Антанта. Сотрудники Департамента полиции продолжали регулярно перехватывать и дешифровать переписку между английским послом Джорджем Бьюкененом и статс— секретарем по иностранным делам сэром Эдвардом Греем, а также их французскими коллегами[100]. Как мы увидим ниже, эта мера оказалась недостаточно эффективной, чтобы противостоять деятельности разведок этих стран.

Почему Российская империя, несмотря на все отрицательные последствия, сначала вступила в Первую мировую войну, а когда в конце 1914 года со стороны Германии начался зондаж возможностей проведения переговоров о сепаратном мире, продолжала сражаться?

Одна из основных причин — активная работа британских спецслужб. Арсенал используемых средств был достаточно широк, начиная от пропаганды в газетах и заканчивая созданием огромной армии «агентов влияния», в которой «служили» представители либеральной оппозиции (лидеры партий октябристов и кадетов) и капиталисты. С момента своего появления в 1906 году на политической сцене руководители этих движений активно выступали за сближение с Англией и Францией. Тогда же были установлены первые контакты с правительствами этих держав.

Отдельное направление деятельности британской разведки — активные мероприятия. В частности, участие в

заговоре с целью ликвидации Григория Распутина, который активно выступал за проведение мирных переговоров с Германией.

Иностранные разведки чувствовали себя в относительной безопасности, когда речь шла о проведении пропагандистских кампаний в российской прессе и приобретении «агентов влияния». Дело в том, что действующее российское законодательство предусматривало уголовную ответственность только за «шпионаж». А под это определение попадали только четыре вида деяний:

1) Опубликование, сообщение или передача другому лицу в интересах иностранных государств сведений, содержащих гостайну. Поясним, что «это сведения или предметы, касающиеся внешней безопасности России или ее вооруженных сил, предназначенных для военной обороны страны».

2) Передача третьим лицам описания изобретения или патента в сфере обороны и внешней безопасности России.

3) Сбор сведений, содержащих гостайну, без намерения передать иностранным агентам или представителю иностранного правительства эти сведенья.

4) Попытка совершить полет на летательном аппарате над фортификационными сооружениями или «закрытыми» районами[101].

По иронии судьбы, до 1910 года заниматься этим в нашей стране было некому. У дипломатов были свои проблемы, да и опекали их правоохранительные органы достаточно плотно. Да и сами они не пытались заниматься противозаконной деятельностью. Военный атташе в Санкт-Петербурге хотя и докладывал об успехах страны пребывания, но делал это весьма деликатно и щепетильно, как истинный джентльмен. Точно так же поступали его коллеги в Вене и Берлине. Никто в Лондоне и не рассчитывал, что они будут заниматься «секретной деятельностью». Один из атташе писал:

«Я ни за что не стану заниматься секретной работой. С моей точки зрения, военный атташе — гость страны, аккредитующей его, и потому должен видеть и узнавать лишь то, что дозволено гостю. Несомненно, он должен держать глаза и уши открытыми и не упускать ничего, но секретная деятельность — не по его части, он должен решительно отказываться прилагать к ней руку»[102].

«Секретной» деятельностью, согласно многочисленным легендам, в начале прошлого века в Санкт-Петербурге якобы занимался авантюрист Сидней Рейли. Вот только многочисленные исследования говорят о том, что этот человек был не очень прилежным шпионом[103].

Косвенно об этом свидетельствует и такой факт. В 1907 году у Британии не было не одного тайного агента в Европе! Через год, во время заседания подкомитета по агрессии Комитета имперской обороны, начальник оперативного управления генерал-майор Джон Юарт признался, что «существующий механизм получения сведений из Германии и с материка вообще в военное либо мирное время крайне несовершенен…»[104].

Рассчитывать на помощь соотечественников тоже не приходилось. В Санкт-Петербурге проживало не более четырех тысяч британских подданных, и жили они достаточно обособленно друг от друга, в отличие, например, он немцев. Хотя отдельные иностранцы регулярно информировали посольство по определенным вопросам.

Поэтому основное направление деятельности разведки Туманного Альбиона в тот период— это пропаганда необходимости сближения двух стран и лоббирование этого процесса в Государственной Думе. И здесь ее деятельность совпадала с тем, чем занимались их французские коллеги.

В большинстве европейских стран до 1914 года считалось законной практика «субсидирования» иностранных дружественных газет. При этом Россия занимало первое место по размаху такой деятельности. Наиболее распространенный прием — дача взяток издателям и журналистам, а также размещение оплаченных («заказных») материалов[105]. Наши «союзники» из Антанты действовали более изощрено.

Еще с довоенных времен в Российской империи действовал так называемый «Французский институт». В уставе этого учреждения было сказано, что его основная задача — способствовать развитию между двумя державами «отношений научного и интеллектуального характера». При этом из десяти учредителей института четверо— видные руководители масонского центра «Великий Восток Франции»[106]. Чиновники Департамента полиции выступали против существования таких «отношений», заявляя об их «крайней нежелательности», но руководство нашей страны их проигнорировало. Торжественное открытие этого учреждения состоялось 18 октября 1911 года. Всего по России (в Москве, Ростове-на-Дону, Варшаве, Одессе и т. п.) функционировало более десяти подобных организаций.