Души теней - Лиза Джейн Смит

— И вы тоже, — прошипел Мэтт. — Но недолго! Слышали, как вороны улетели все одновременно? Дети идут к Старому Лесу, и они близко.

Шериф Моссберг был из тех, кто никогда не замолчит, не договорив фразы, поэтому он продолжил:

— Вы осознаете свои права?

— Нет, сэр! Mi ne komprenas. Да замолчите вы!

Между бровей шерифа появилась морщинка.

— Ты говоришь по-итальянски?

— Это эсперанто. У нас нет времени! Они… — Господи, с ними Шиничи. — Последнюю фразу Мэтт произнес тишайшим шепотом, наклонив голову и глядя через бурьян на ограду кладбища.

Да, это был Шиничи. Он вел за руку девочку лет двенадцати. Мэтт узнал ее: она жила рядом с Риджмонтом. Как ее… Бетси, Бекки?

Шериф Моссберг издал придушенный звук:

— Моя племянница, — выдохнул он на удивленно нежно. — Это моя племянница, Ребекка.

— Хорошо. Просто оставайтесь здесь и будьте начеку.

За Шиничи, как за гамельнским крысоловом, вереницей шли дети. Мерные волосы с красными кончинами и золотые глаза сверкали в закатном солнце. Дети смеялись и пели весьма своеобразную версию «Семи маленьких крольчат». У Мэтта пересохло во рту. Мучительно было смотреть, как они идут прямо в чащу, как ягнята на бойню.

Пришлось запретить шерифу стрелять в Шиничи, а то он готов был все испортить. Когда последний ребенок скрылся в роще, Мэтт облегченно опустил голову, но тут же вскинул ее снова.

Шериф Моссберг собирался встать.

— Нет! — Мэтт схватил его за запястье.

Шериф вырвался:

— Я должен туда идти! Там моя племянница.

— Он ее не убьет. Они не убивают детей. Не знаю почему, но это так.

— Ты слышал, какому дерьму он их учит. Небось запоет по-другому, когда увидит мой пистолет.

— Послушайте. Вы ведь хотели арестовать меня. Я требую ареста. Только не ходите в лес!

— Я не вижу там никакого «леса», — презрительно сказал шериф, — между этими дубами с трудом хватит места всем этим детям. Если ты хочешь сделать хоть что-то полезное в этой жизни, хватай одного или двух малышей, когда они побегут.

— Побегут?

— Увидев меня, они разбегутся. Конечно, во все стороны, но некоторые выберут привычный путь. Поможешь мне или нет?

— Нет, сэр, — медленно и твердо сказал Мэтт. — И… и… я умоляю вас не ходить туда. Поверьте мне, я знаю, о чем говорю.

— Малыш, я не знаю, под какой ты дурью, но у меня нет времени с тобой болтать. Если ты попытаешься мне помешать, — он перегораживал путь пистолетным стволом, — сядешь за сопротивление органам власти. Ясно?

— Ясно, — Мэтт вдруг почувствовал чудовищную усталость. Он снова забрался в укрытие, а полицейский на удивление тихо выбрался наружу и пошел к роще. Потом шериф Рич Моссберг скользнул между деревьев и пропал из поля зрения.

Около часа Мэтт сидел в засаде, потея от страха. Он почти заснул, когда из рощи вышел Шиничи, а за ним — поющие и смеющиеся дети.

Шериф Моссберг из рощи не вышел.

Вечером, после «наказания» Елены, Дамон снял комнату в том же квартале, где жил доктор Меггар. Леди Ульма оставалась у доктора, пока они — Дамон, Сейдж и доктор Меггар — не вылечили ее совместными усилиями.

Она больше не говорила о грустном. Зато рассказала множество историй из своего детства. Всем казалось, что они видели каждую комнату поместья собственными глазами.

— Думаю, сейчас там живут только мыши и крысы, — тоскливо сказала она в заключение, — а еще пауки и мокрицы.

— Почему? — спросила Бонни, не замечая сигналов, которые подавали ей Мередит и Елена.

Леди Ульма запрокинула голову и посмотрела в потолок.

— Из-за… генерала Веранца. Демон средних лет, заметивший меня, когда мне было всего четырнадцать. Напав на мой дом, его армия уничтожила все живое, кроме меня и моей канарейки. Родителей, бабушек и дедушек, теток и дядей, младших братьев и сестер. Даже кошку, спавшую на подоконнике. Меня привели к генералу Веранцу босую, в ночной рубашке, растрепанную. Рядом с ним стояла клетка с канарейкой — с нее сняли платок. Канарейка была жива и пела так же радостно, как и всегда. И от этого все было еще хуже. Как во сне… трудно объяснить. Меня держали двое людей — не столько держали, сколько не давали упасть. Я была тогда очень молода и уже многое забыла. Но я хорошо помню слова генерала: «Я велел птице петь, и она поет. Я сказал твоим родителям, что хочу оказать тебе честь и взять тебя в жены, но они отказались. Подумай. Выбирай между участью птицы и участью родителей». Он ткнул пальцем в темный угол. Вообще комнаты освещались факелами, но на ночь их убирали. Впрочем, света хватило, чтобы различить кучу круглых предметов, с одной стороны поросших травой. По крайней мере мне так показалось. Я была так невинна… и шок тоже сделал свое дело.

— Пожалуйста, — Елена взяла леди Ульму за руку, — не нужно продолжать. Мы поняли.

Но леди Ульма ее не услышала:

— Один из солдат поднял кокосовый орех с очень длинными листьями, заплетенными в косу. Он помахал им, и тут я поняла, что это такое. Это была голова моей матери.

Елена задохнулась. Леди Ульма оглядела девушек спокойными сухими глазами.

— Наверное, я кажусь вам очень жестокой, когда спокойно говорю о таких вещах.

— Нет-нет, — торопливо начала Елена. Ее трясло даже после того, как она приглушила эмпатию до предела. Она надеялась только, что Бонни не упадет в обморок.

Леди Ульма снова заговорила:

— Война, ежедневная жестокость и насилие — все, что я видела с того момента. Теперь меня поражает доброта, и я плачу от нее.

— Не плачьте, — воскликнула Бонни, обнимая женщину, — не надо. Мы здесь, с вами.

Елена и Мередит посмотрели друг на друга, нахмурились, пожали плечами.

— Пожалуйста, не плачьте, — сказала и Елена, чувствуя себя виноватой, но не собираясь изменять плану А. — Расскажите нам, что случилось с вашим поместьем.

— Во всем виноват генерал. Он вел бессмысленную войну в далеких землях и брал с собой почти всех, в том числе и любимых рабов. Однажды, через три года после нападения на наш дом, он уехал, когда я была в опале, и не взял меня с собой. Мне повезло. Весь батальон был уничтожен, сопровождавшие генерала домочадцы попали в плен или были убиты. У него не было наследника, и все имущество отошло короне, которой оно ни к чему. Его владения все эти годы пустуют — конечно, их много раз грабили, но настоящая тайна поместья, тайна драгоценных камней, так и осталась тайной, насколько я знаю.

— Тайна Драгоценных Камней, — прошептала Бонни, произнося каждое слово с большой буквы, как будто это был заголовок мистического романа. Она все еще обнимала леди Ульму.