Петр Великий. Деяния самодержца - Роберт К. Масси

Вдобавок ко всему в эти тревожные месяцы Петр часто хворал. Лихорадка надолго приковывала его к постели, он раздражался и частенько терял самообладание. Как-то раз он разгневался на Апраксина за то, что тот не наказал воевод, приславших меньше новобранцев, чем им было предписано: «Что вы ничево не зделали тем воеводам, которые к вам не по указу довели людей, а отваливаете сие на московские приказы, которое в добро не может причтено быть но точию двум делам; или лености, или не хочете остудиться». Апраксин был уязвлен, и Петр, остыв и осознав свою неправоту, написал: «Что же скорбите о том, что я о воеводах написал, и в том, для Бога, печали не имейте, ибо я истинно не со злобы к вам, но в здешнем житье хотя что малая противность покажется, то приводит в сердце».

Может быть, именно в эти нелегкие дни Петр острее всего понял, как нуждается он в единственном человеке, который умел утешить его в минуты отчаяния. Историки предполагают, что в ноябре 1707 года сразу по возвращении в Петербург, царь тайно обвенчался с Екатериной.

Затем Петр отбыл на Рождество в Москву, решив навестить столицу, в которой не был почти два года. Там прежде всего требовалось осмотреть укрепления, которые день и ночь возводили 20 000 работных людей под началом Корчмина. Земля промерзла, и, для того чтобы насыпать валы, приходилось отогревать ее, разводя большие костры. В Москве Петр пробыл месяц. Он издал указ о чеканке новой серебряной монеты, а на печатном дворе осмотрел только что прибывший из Голландии новый русский шрифт. Вышли указы о единой оплате для посольских служащих, о посылке молодых людей на обучение за границу, о том, чтобы священники знали грамоту, а портные на Москве шили платье и головные уборы строго по иноземному образцу. Словом, дел у царя хватало, и он не любил, когда его отвлекали по пустякам. Однажды Уитворт неосторожно обратился к царю с мелким ходатайством о нуждах английских купцов. Петр раздраженно ответил, что разберется, но многого не обещает, ибо Всевышний, взвалив на плечи царей в двадцать раз больше трудов, не позаботился дать им в двадцать раз больше способностей и сил, чем всем другим.

6 января 1708 года Петр снова уехал из Москвы к армии. По дороге в Минск, узнав от Меншикова, что Карл быстро продвигается через Польшу, он поспешил дальше на запад, к Гродно. То, что шведская армия и среди зимы способна совершать стремительные маневры и вообще действует непредсказуемо, усугубило беспокойство Петра. Спустя четыре дня он написал Апраксину: «Как возможно поспешай в Вильню, и буде в Вильню уже приехал, далее не езди, понеже неприятель уже у нас».

* * *

Шестью параллельными колоннами шведская армия пересекла границу Силезии с Польшей в районе Равича. Здесь, на польской земле, шведские солдаты впервые увидели, что их ждет впереди. Город Равич был выжжен дотла, колодцы и ручьи завалены мертвыми телами. Казаки и калмыки Меншикова сеяли смерть и опустошение перед надвигавшимися шведскими войсками. По всей Польше тянуло гарью пожарищ от хуторов и селений, выжженных кавалерией Меншикова. Русская конница избегала столкновений с неприятелем, отступая на восток, в сторону Варшавы, где за Вислой укреплялся Меншиков.

Выслав вперед заслон кавалерии и драгун, шведская армия неспешно двигалась прямо на Варшаву. Но затем Карл вдруг повернул на север и встал лагерем у Познани, где в течение двух месяцев ожидал прибытия подкреплений и подходящей погоды. Здесь он принял решение оставить в Польше генерал-майора Крассова с 5000 драгун и 3000 пехоты, чтобы обеспечить поддержку шаткому трону Станислава.

Осень кончалась, приближалась зима. Шведская армия пребывала в бездействии – похоже, что у короля начался длительный период апатии, и русские солдаты под Варшавой стали чувствовать себя увереннее: зима на носу, и придется шведам до весны отсиживаться в своем лагере. Но Карл думал иначе – не затем он ушел из гостеприимной Саксонии, чтобы, слегка продвинувшись на восток, зимовать в чистом поле. Он муштровал своих новобранцев и выжидал конца осенних дождей, которые превращали дороги в трясину, намереваясь выступить, как только ударит мороз.

Но выступить не на Варшаву. Еще в самом начале кампании Карл твердо решил избегать стремительных фронтальных атак, которыми он так славился. Он не хотел, чтобы серьезное столкновение случилось так далеко от основной цели похода. Его стратегический замысел заключался в том, чтобы не мешать русским возводить укрепления за той или иной рекой, а самому затем сместиться к северу, переправиться через реку, зайти с фланга русских позиций и принудить их защитников отступить без боя.

В первый раз именно так и получилось. В конце ноября, после двухмесячных приготовлений, шведы снялись с лагеря у Познани и совершили пятидесятимильный бросок на северо-восток, выйдя к берегу Вислы, которая в этом месте делает петлю на запад. Перед ними лежали широкая река и заметенная снегом пустынная равнина. Не было видно ни конного, ни пешего. Вместо неприятеля шведам пришлось бороться с природой. Хотя уже выпал глубокий снег, река еще не замерзла. Из-за плывущих по воде льдин невозможно было навести мост, и Карлу ничего не оставалось, кроме как с нетерпением дожидаться ледостава. На Рождество ударил сильный мороз и река наконец замерзла. 28 декабря толщина льда достигала уже трех дюймов. Поливая водой солому и доски и вмораживая их в лед, шведы добились того, что переправа стала достаточно надежной и могла выдержать вес артиллерийских орудий и провиантских подвод. С 28 по 31 декабря вся армия переправилась через Вислу. «Они осуществили свой замысел, – писал капитан Джеймс Джеффрис, молодой англичанин, состоявший при шведской армии, – без малейшего урона, если не считать двух или трех подвод, которые провалились и пошли на дно»[42].

Новый 1708 год шведская армия встретила уже на восточном берегу Вислы. Варшавская оборонительная линия оказалась обойденной с фланга, и Меншиков вывел войска из города и отступил за реку Нарев на новые позиции под Пултуском. Разведчики донесли Карлу, что позиции Меншикова хорошо укреплены, и король вновь двинулся на север, чтобы повторить свой обходной маневр.

Однако во второй раз это оказалось не так просто. Путь на север пролегал через Мазурское Поозерье, преодолеть которое было труднее, чем любую другую местность в Восточной Европе. Край изобиловал болотами, топями и непроходимыми дебрями, а редкое население было враждебно настроено к чужакам. Здешние дороги напоминали скорее звериные тропы, в лучшем случае по ним едва могла проехать крестьянская телега. Но Карла это не остановило. И начался изнурительный поход. На ночь король велел каждой роте разводить большие костры; для поддержания духа исполнялись военные марши. Но лесные чащобы брали свое. Кони надрывались и падали замертво, пытаясь протащить подводы с пушками по разбитым проселкам. Из набранных в Германии драгун кое-кто уже дезертировал, посчитав жалованье за службу в таких условиях недостаточным. Фуража не хватало. Шведы нашли простой и жестокий способ заставить крестьян расстаться с добытыми нелегким трудом припасами. На глазах у матери на шею ребенку накидывали петлю и спрашивали у нее, где укрыто продовольствие. Если мать молчала, ребенка вешали. Но обычно крестьяне не выдерживали и признавались, хоть это и обрекало их на голодную смерть.