В Милуоки в стикбол не играют - Рид Фаррел Коулмен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фацио встал, когда вернулась Херли с моей выпивкой. Она осторожно несла бокал шампанского. Села, чувствуя себя не в своей тарелке.
– Я знаю, вы в трауре, но… – Она откашлялась, помолчала, покраснела. – Это так неловко, но когда вам станет лучше, можно я приглашу вас на ужин?
Я не ответил сразу.
– Понимаю, для вас это странно, – сказала она, – но мне тяжело притворяться, что вы мне не нравитесь. Героизм не нужен. Лучше воспользоваться вашей слабостью, чем ничего не делать вообще.
Теперь заколебался я.
– Послушайте. Сержант…
– Кэти, – поправила она.
– Думаю, я не готов, Кэти.
– Ничего, – солгала она. – Может, в другой раз.
– Я с удовольствием.
Извинившись, она встала, и я вдруг обнаружил, что беру ее за руку.
– Что такое? – изумилась она.
– Кажется, я передумал, – сказал я. – Приглашение на ужин еще в силе?
– Конечно.
– Дайте мне две недели, хорошо?
– Две недели? – Она подмигнула. – Две недели я могу подождать.
Я написал свой номер телефона на салфетке, поднялся и поцеловал девушку в щеку. Нечаянно плеснул пивом ей на ботинки. Она, по-моему, не заметила.
– Две недели, – напомнила она.
– Лучше позвоните, или я приеду вас разыскивать.
– Мне это не понравится, – промурлыкала она.
По-настоящему улыбнувшись впервые за много недель, я продолжил свой обход. Пробираясь сквозь толпу, я принимал странную смесь поздравлений и соболезнований. Макклу пребывал в своей стихии, наливая пиво и рассказывая свои байки всем, кто слушал. Слушали все. Я знал его истории наизусть, от слова до слова, но все равно слушал. Джон обладал редким даром – у него они каждый раз звучали свежо. Прикончив свою пинту, я беззвучно шевелил губами, синхронно с Джоном рассказывая его любимую историю, которой он пленил Гуппи и моего брата Джоша: как однажды четвертого июля он покинул свой пост на дороге в Кони-Айленде, чтобы трахнуть медсестру-пуэрториканку в ее машине «скорой помощи». Макклу засек, что я смотрю, кивнул мне и продолжил, не пропустив ни слова.
Прежде чем Джон дошел до того места, как капитан застукал его с сестричкой, меня схватил за локоть и увел в укромный уголок Ларри Фелд. Ларри в людях замечал только алчность и отчаяние. Он всегда сам был слишком голоден и амбициозен, чтобы замечать что-либо еще. Но боль Ларри чувствовал. Она была движущей силой его жизни, хотя сомневаюсь, чтобы он когда-нибудь считал ее таковой. И впервые со дня похорон его матери я увидел в его глазах подлинную печаль. Он взял меня за руку, как взял в тот день. Правда, на этот раз его рука тащила из пучины меня.Едва он заметил на моем лице намек на признательность, как выпустил мою руку и исчез.
Основная часть собравшихся рассосалась задолго до полуночи. Нас осталось совсем немного. Разумеется, Макклу, Фацио и Херли, как любые уважающие себя копы, остались до последнего. Где-то в углу засиделся Джеффри, искавший свое сердце в бутылке солодового виски. Боб Стрит из кафе «Звездное небо» и старик Карни, владелец компании «Такси Карни», ловили кайф в конце барной стойки, угощаясь «Реми Мартеном» и «Гран Марнье». Приятели-выпивохи, Стрит и Карни, обнаруживали изысканный вкус, когда пили за чужой счет.
Мне было очень интересно, и я пробрался в уголок, где в одиночестве сидел Джеффри.
– Ты за это заплатил? – спросил я.
С удивлением таращась на бутылку, он, похоже, не понял вопроса. Потом, сообразив, что я спрашиваю не про виски, а про вечеринку, от души рассмеялся над собой. Редко видел я своего старшего брата смеющимся над собой.
– Я оплатил часть расходов, – сказал он. – Это имеет значение?
– Думаю, нет, не особенно. – Я сел напротив. – Мне кажется, нам надо кое-что друг для друга прояснить.
– Давай проясняй, маленький братец.
– Это была твоя идея – скрыть то, что произошло между Макклу и Эрнандесом?
– На тебя не похоже говорить эвфемизмами, Дилан. Что за чушь – «что произошло между»? – Джон указал на бар. – Твой приятель, вон там, вышиб подозреваемому мозги, а я превратил его в героя-детектива. Так что отдай под суд меня.
– Макклу говорит, что это было самоубийство, – стал защищать его я.
– Так оно и было, маленький братец. Господи, да не знаю я.Может, он и правду говорит. Может, он убедил себя, что так все и было. Довольно спорное дело, ты не находишь?
– Значит, Джон стал детективом за счет трупа и карьеры Фацио?
– Карьеры строились и на гораздо меньшем. Макклу оказался в нужном месте в нужное время. На Эрнандеса Макклу вывели его осведомители, а не мои. Ради бога, он был обычным копом, самым рядовым. Если бы он все оставил как есть, доработал бы свою смену и ушел домой, для всех для нас история обернулась бы совсем по-другому. Но едва он сунул в это дело нос, как извлек из обстоятельств выгоду.
– Или стал их жертвой, – не согласился я.
– Или стал их жертвой.
– Но зачем было покрывать его? Почему не?..
– Потому, – прервал меня Джеффри, – что коррупция в полиции цвела тогда пышным цветом. В управлении, все еще не пришедшем в себя после Комиссии Кнэппа, царило смятение. Была даже какая-то драчка между полицией штата и федералами. Управлению полиции Нью-Йорка меньше всего в тот момент нужны были непредвиденные осложнения в виде полицейского-преступника, пытавшего и убившего подозреваемого. Не забывай, тогда полицейских еще называли свиньями. Эрнандес превратился бы в героя национальных меньшинств, еще одну жертву большой гадкой полиции. Поэтому я поймал момент. Я, амбициозный жалкий помощничек окружного прокурора, обратил эту бомбу в карьеру для себя и золотой щит для твоего друга. Заручившись небольшой помощью начальства – они, черт бы их побрал, отчаянно хотели сохранить свое драгоценное управление, они пошли бы, наверное, на что угодно, – обещанием Макклу держать язык за зубами и кое-какими любезностями со стороны прессы, я превратил потенциальную катастрофу в сияние славы. – Он почти с сожалением сказал: – Правда, досадно, что ты не видел заголовков. – Отчего же, видел.
Джеффри, похоже, не услышал моих слов и, продолжая говорить, принялся жестикулировать, обрамляя воображаемые заголовки, проплывающие над столом:
«ГЕРОЙ-КОП КЛАДЕТ ФЕДЕРАЛОВ НА ОБЕ ЛОПАТКИ».
Я щелкнул пальцами у него перед носом, чтобы вывести из транса.
– Боже, Дилан, – продолжал он, – какое было шальное время. Все получилось идеально. Все дрязги, шедшие из Олбани и Вашингтона, вдруг прекратились. Поэтому, если ты спрашиваешь меня, стоила ли того жизнь одного мерзкого похитителя детей и карьеры одного честного копа, я скажу – стоила. Если бы Фацио знал все подробности, он бысогласился.
– Ладно, Джефф, я только хотел услышать это от тебя лично.