Подвал - Алексей Шолохов

Дима не понимал, что это было. Просто воспоминания или сны о прошлом. Реальном прошлом. Мозг вполне мог и играть с ним, посылая ложные воспоминания. А ложь нужна только для того, чтобы скрыть истину. В чем он был уверен теперь, так это в том, что смерть Аслана и Лены на нем. Это его грех. Но что-то было еще. Мелочь. Истина кроется в мелочах. Первый сон-воспоминание. Да, точно. Он сидит на кушетке… Нет! Еще раньше. Он сидит за столом. Бумаги. На столе все аккуратно, все разложено листик к листику, скрепка к скрепке. Он берет картонку. Небольшой прямоугольник, похожий на снимок. Вот это и есть оно. Если он найдет эту фотографию, он найдет подтверждение или опровержение вины друга. Дима знал, где искать. Пусть там живет полчище крыс, он все равно достанет его оттуда.

Дима спустился в подвал. Теперь он, наученный горьким опытом, прихватил с собой кочергу. Он двигал стол от балки к балке, совал кочергу в проем, только потом руку. В нишах ничего не было. Оставалось одно место, где еще не побывала его кочерга. Над диваном. Он подошел к нему и отодвинул в сторону. Диван оказался неподъемным, поэтому ему удалось переместить его сантиметров на двадцать от силы. Дима поднапрягся, еще и еще. Повязка на правой руке зацвела красными маками. Боль в руке пульсировала. Еще рывок, и диван встал сиденьем к боковой стене. Вот тут-то его и ждал сюрприз. Еще одна, мать ее, дверь в полу.

Почему они не нашли ее? Дима плохо понимал, кто эти они, но был уверен, что кто бы они ни были, найти тайник под диваном просто должны были. Он присел и дернул за ручку. Люк не поддавался. Дима потянул двумя руками, и крышка тридцать на тридцать сантиметров с хлопком пробки, вылетевшей из бутылки, выскочила к его ногам. Сысоев упал, но тут же поспешил встать и заглянуть в тайник. Он увидел то, что никак не поддавалось объяснению. Голова отца лежала вверх лицом. Кожа землистого цвета обтягивала кости черепа, словно чулок. Когда кожистые, будто крылья летучей мыши, веки поднялись, обнажив заполненные чернотой глазницы, Дима вскрикнул и проснулся.

Сысоев осмотрел помещение, в котором находился. Он лежал на диване в своей комнате. Дима сначала подумал, что не выключил свет, но потом понял: на улице было светло. Сысоев вспомнил сон, последнюю его часть, когда увидел кочергу, лежащую у двери. У него уже было подобное. То, что он видел во сне в этом доме, либо уже было, либо есть, либо будет. Теперь он очень надеялся, что люк под диваном в подвале есть на самом деле. Кочергу он взял по инерции.

Диван, как и во сне, сопротивлялся. Руки и спина ныли от боли, но диван все-таки сдался и встал лицевой стороной к стене. Тут Диму ждало первое разочарование. Ни люка, ни двери под диваном не было. Сысоев понял, что его накрывает ярость. Заполняет голову, разливается по всему телу. Несмотря на то что ему никто ничего не обещал, он чувствовал обман. Ложь, подсунутая ему во сне, теперь оборачивалась предательством. Предательством, которое он воспринимал очень чутко и болезненно. Он так не хотел. Вся эта история довела его до опустошения. Он боялся, что, глянув в зеркало, увидит там череп, обтянутый кожаным чулком. Если он сейчас не найдет эту чертову фотографию, то убьет Андрея, а потом и себя.

Ярость начала отходить, уступая место здравому смыслу. Желание убить друга и покончить с собой отошло на второй план. Именно не ушло совсем, а было просто отодвинуто в глубь полки со всякими желаниями. Но Дима знал, что сможет достать его оттуда в любой момент. Сысоев выдохнул, потом глубоко вдохнул, поискал глазами кочергу. Она валялась у письменного стола. Дима взял ее, подошел к месту предполагаемого тайника, присел на корточки и слегка постучал по земляному полу. Он простукал все пространство, находящееся когда-то под диваном, но ни пустот, ни выпуклостей почвы не обнаружил.

– Черт бы их побрал! – выругался Дима и встал на колени.

Призраки могли бы подбросить ему хоть какую-нибудь картонку. Хоть открытку с изображением котенка. Он, конечно, поломал бы голову над находкой, но хотя бы не был в такой ярости, которая заполняла его вновь. Дима от досады ткнул кочергой землю и тут же на что-то наткнулся.

* * *

Андрей не знал, с чего начать разговор. Всю дорогу до деревни он думал. Начать с того, что он чудом выжил после аварии? Отделался парой синяков и ссадин. Ну, еще, конечно, потерял частично память. Вот в этом-то и была вся загвоздка. Как сказал доктор, ему нужны какие-то другие воспоминания. Воспоминания событий, произошедших в тот же временной отрезок. Что он там вспомнил, трудно сказать. Стоп! Он просил телефон Лены, чтобы ее предупредить. Значит, он увидел что-то, что ему напомнило… Нет! Наверное, не напомнило. Он же уверен, что его жена жива. Поэтому воспоминание или сон он воспринял как видение. Лена – это хорошо, но почему он ни словом не обмолвился о Вере? Неужели здесь Андрей промахнулся?

Он все два года пытался заставить Диму писать. Бросить пить и заняться делом. У Сысоева от силы выходили сумбурные рассказы да злые язвительные статьи, публикуемые в интернет-изданиях. Когда Андрей указал ему на путаницу в его историях, Дима внял и между запоями начал писать рассказы с прямолинейными, как рельс, сюжетами. Болезнь новичков в литературе, непрофессионализм, но все-таки лучше, чем тихий взрыв мозга.

После встречи с лечащим врачом Сысоева его подозрения подтвердились. Пока Дима не вспомнит все и не примет все как должное, он будет жить как овощ, подпитываемый спиртным. Чтобы его мозг начал работать, Диму надо заставить сесть за какую-нибудь крупную вещь и погрузить его в вакуум. Доктор так и сказал: вакуум. Но потом пояснил, что имел в виду не безвоздушное пространство, а нечто спокойное. В окружающую среду, где нет перенасыщения людей и машин. Туда, где писатель сможет думать, а не отвлекаться на городскую суету. Андрей первым делом и вспомнил домик в деревне, кабинет в подвале. Но вот для того, чтобы его туда отвезти, нужен был повод. А именно написание нового романа. Сысоев сначала соглашался, а потом, напившись, отказывался от своих слов. Тогда-то и была придумана афера века. За месяц до отъезда в деревню к Сысоеву обратился редактор одного из литературных журналов с просьбой об интервью. Дима, как всегда, был «занят», и Андрей даже хотел ответить, что, мол, так и так, нет больше такого писателя, как Дмитрий Сысоев. Есть, мать его, алкоголик Димон. Но тут Андрей сообразил. А ведь это интервью может сыграть ему на руку! Современные технологии позволяли Андрею дать интервью вместо друга. Интервьюер даже и не усомнится, что ему отвечает не писатель-неудачник. Список вопросов прилагался к письму. Андрей отвечал жестко и не задумываясь. Он сделал вызов Сысоеву. После выхода журнала Дима заглотил крючок.

Теперь Андрей ругал себя за подобную оплошность. Он сам, своими руками отвез друга туда, где он мог открыть страшную тайну. Почему-то первое, что он вспомнил, был браслет с гравировкой «Кошечке от ее котика», а потом были глаза Веры. Красивые и пронизывающие насквозь.

* * *

Дима начал рыть. Тоненький фотоальбом был зарыт сантиметров на десять. Он отряхнул его от земли и открыл первую страницу. Альбом был из тех, где на страничке в прозрачный файл вставлялась только одна фотография. На первой была Вера. Здесь она была в точно такой же одежде, как и в тот вечер, во время грозы. Даже на снимке Вера была мокрой, и сквозь футболку были видны груди. Он быстро перевернул страницу, пока возбуждение не захватило полку желаний в его мозгу полностью. На втором фото Вера стояла в обнимку с… Одно он мог сказать наверняка – Вера стояла с человеком. И, судя по тому, как они обнимались, это был мужчина. Но здесь было одно «но». Человек не прятался от камеры. Его спрятали потом. Кто-то гвоздем или ножом содрал у Вериного кавалера лицо и тело. Что примечательно, Дима не узнал в нем Андрея. Или даже, наоборот, узнал, но он так же в нем узнал и Анатолия, и Семена, и Сашку, и даже Стасыча. То есть под содранным пятном мог оказаться кто угодно. Хоть сам Сысоев. Похоже, что сам злодей, сотворивший это с фотокарточкой, знал о подобном эффекте, поэтому произвел так мало ущерба снимку. Но ведь что-то же должно было быть? Какая-то мелочь.