Танец тюльпанов - Ибон Мартин

— Принеси же им что-нибудь, дочь моя. Ох уж эта молодежь. Что у них только в голове?

— Не утруждайте себя, — сказала Сестеро. — Мы просто хотели бы задать вам несколько вопросов.

Слегка покачав головой, женщина села рядом с решеткой. Под рясой угадывались округлые формы. Ее лицо, однако, не выражало того дружелюбия, которое излучала сестра Кармен.

— Садитесь, — велела она, указывая на стол, который занимал большую часть стороны, отведенной для посетителей. — Раньше эта комната была постоянно открыта. Мы кормили нуждающихся. — Монахиня вздохнула. — Нам пришлось отказаться от этого. У нас все украли. — Она указала на голую стену. — Здесь висела картина, которую нам подарил один местный художник из Герники. Не помню, как его звали… Вы должны знать. Его еще выгнали из Парижа… Нет? Ну что же, вы слишком молоды, чтобы это помнить. Главное, что ее забрали. Однажды даже распятие исчезло… Теперь людям нельзя доверять.

Сестра Кармен вернулась с металлическим подносом и просунула его снизу на их половину.

— Ты принесла миндальное печенье?

— Да, сестра Тереса. Печенье и бисквиты.

— Налей им немного вина.

— Нет, нет. Мы на службе, — отказалась Хулия.

— Да ну что вы… Оно пьется как вода, — настаивала монахиня.

Сестеро не смогла подавить вздох. Почему все так ужасно долго тянется?

— Мы хотели спросить вас об одной девушке, которую много лет назад отправили в Лурд, — сказала она, устав от церемоний.

Монахиня поднесла ко рту одно из печений, которые сестра Кармен принесла и ей.

— Ммм… Только что из печи. Все еще теплые, как я люблю. Сядь, дочка, посиди с нами, — она указала второй монашке на свободный стул.

Сестра Кармен подчинилась.

— Я спрашивала… — начала Сестеро.

— Знаю, знаю, — отмахнулась монахиня. — Я пытаюсь вспомнить. В мои годы память уже не та, что у вас. Доживите сначала до шестидесяти, а там посмотрим… Жаль, что настоятельница не может вас принять. У нее всегда была отличная память.

— Нам сказали, что она больна, — вставила Хулия.

— Очень, — кивнула монахиня. На ее лицо набежала тень.

— И все из-за огорчения, — добавила сестра Кармен.

— Огорчения?

Монахиня с серьезным видом кивнула. Прежде чем она успела ответить, сестра Тереса подалась вперед и заговорила, понизив голос, будто делилась секретом.

— К нам влезли воры. Такое уже случалось. У нас то и дело обирают ящик для пожертвований. Ни уважения, ни совести. Красть перед святым распятием!

Сестеро и Хулия обменялись скептическими взглядами.

— И это так огорчило настоятельницу?

— На этот раз стало еще хуже. Они пробрались в монастырь, пока мы спали, решив, что мы храним что-то очень ценное. Люди уверены, что в церкви полно богатств, но здесь ничего не осталось, — заметила сестра Тереса.

— Я не помню никаких заявлений. Когда это было? — Хулия нахмурилась.

— Около шести месяцев назад.

— Семи, — уточнила сестра Кармен.

— Семи, — поправилась сестра Тереса. — Разумеется, мы никуда не обращались. Мы уже давно перестали подавать заявления. Какой в этом смысл? Хоть раз кто-нибудь решил проблему с ящиком для пожертвований? Нет. Вот и все. Полиция плевать хотела на каких-то бедненьких монашек.

— Они похитили деньги? — спросила Сестеро.

Монахини одновременно покачали головой.

— Не нашли, — радостно заявила сестра Кармен. Ее лицо светилось от гордости.

— У нас особо ничего и не было. Не думайте, что на наши средства можно вывести общину из нищеты, — поспешила вставить другая. — Этого хватает, чтобы содержать себя и время от времени делать ремонт, ведь здание очень старое, а государство никак не помогает нам с реставрацией.

— Я так и не поняла, что же случилось с настоятельницей? — вмешалась Сестеро. — На нее напали?

Сестра Тереса скорбно поджала губы.

— Вечером ничто не предвещало беды, но утром мы нашли ее без сознания. Ее увезла «Скорая», и она несколько недель провела в больнице в Басурто. Там хорошие врачи… Но сделать ничего нельзя. Она в коме. — Монахиня то и дело печально покачивала головой. Сестра Кармен подле нее тихонько молилась. — Теперь мы ухаживаем за ней здесь. Где ей быть, как не с сестрами?

— Мне очень жаль, — пробормотала Сестеро, сбитая с толку. Судя по выражению лица Хулии, она тоже ничего не понимала. — Но какое отношение это имеет к ограблению?

— Это случилось в ту самую ночь, — пояснила старшая монахиня. — Настоятельница, должно быть, услышала шум, встала и обнаружила злоумышленников. Не знаю, напали ли они на нее или она просто испугалась, но мы нашли ее без сознания в коридоре. Затем подоспела сестра Кармен и увидела, как кто-то сбегает вниз.

Молодая монахиня кивнула.

— Поверить не могу, что вы решили не сообщать об этом в полицию, — сказала Сестеро. — К вам пробрались грабители, настоятельница впала в кому, и никто не собирается ничего делать… Это невероятно!

— Но мы же отвезли ее в больницу, — запротестовала сестра Кармен.

— И все равно не уведомили полицию? — возразила Сестеро.

— У нас ничего не пропало. Да и что бы вы сделали? — Сестра Тереса с вызовом посмотрела на нее. — Пришли, перевернули бы все вверх дном и стали бы копаться в наших вещах. А в результате? Ничего, как обычно!

— Что сказали врачи? — вмешалась Хулия, прерывая поток упреков.

— Что она впала в кому. Ее мозг получил необратимые повреждения. Ей не хватало кислорода. На все воля Господа, — сказала сестра Кармен.

— Мы можем ее увидеть? — спросила Сестеро. Из ее голоса исчез любой намек на дружелюбие.

Сестра Тереса тут же покачала головой. Она тоже отбросила притворную сердечность.

— Вам ни к чему видеть бедную старуху, прикованную к постели. Это оскорбление ее достоинства.

Сестеро посмотрела ей в глаза. Вся эта история ей совершенно не нравилась.

— До этого мы спрашивали о девушке, которую отослали в Лурд в 1979 году. Мы хотим понять, почему она бросила работу и решила уехать с вами, — сказала Хулия. Сестеро мысленно поблагодарила ее за смену темы.

Сестра Тереса неспешно кивнула.

— Мы много кого отправили во Францию, не ее одну. Это были слабые девушки. Вокруг столько грехов, которым подвержены молодые. Их семьи отдали их нам, чтобы мы могли вернуть их на истинный путь, указанный нам Господом. — Монахиня отпила глоток вина и продолжила: — Несколько месяцев, иногда год, вдали от дома и мирских искушений. В Лурде столько дел, так много больных, нуждающихся в помощи при паломничестве. Они славно потрудились на благо нашей общины.