Гелен Аму. Тайга. Пеонерлагерь. Книга 1 - Ира Зима

Сегодня я не просто выспалась, никогда в жизни не спала так крепко и беспечно, ни одной мрачной мысли, никакого пространства борьбы, только свет, любовь и воссоединение с принципом жизни, который бьется смыслом где-то в моем солнечном сплетении. Лежу на кровати не в силах шелохнуться, абрикосовые рассветные нити уже выкладываются по комнате, заволакивая как конфитюром все еще зыбко дрожащую ночь. Между моей пуповиной и позвоночником вызрело золотое «зерно», оно растет и бьется как мегасердце, так жизнь накапливала себя с начала времен немыслимым сокровищем, сокровенным знанием. Смотрю в еще сумрачный потолок и радуюсь, что я сейчас одна в комнате, и если уж увидеть происходящее со мной со стороны не получится, то мое каменно-осознанное состояние покажется стороннему наблюдателю чудаковатым в лучшем случае, а то и вовсе вызывающим опасение. Шевельнуться невозможно, верно через меня пропустили шпалу, и я являюсь тем гарантированным выстроенным путем, через который промчится и просвистит в ближайшем будущем немыслимый транспорт. Зерно-яйцо шаманически вибрирует внутри меня, я это чувствую и вижу, тикает и с хрустящим звуком раскалывает себя; через трещины во все стороны стремятся золотые нити, они как новые артерии заполняют не только мое физическое тело, но и все мегапространство внутри меня, соединяя внешнюю жизнь и все внутренние миры единым энергосечением. Все тело в этот момент ощутимо дрожит и пропускает через себя некие волны с перепадом тепла и давления, моя рука, если смотреть на нее на просвет, изливается не холодным духовным лучом как прежде, а живым потоком, полным пространственных частиц — большой взрыв происходил так же? Это и есть энергия творения? И вся такая полная и просветленная не призрачным духом, а самой жизнью в ее природном смысле; выйдя из оцепенения, игнорируя все положенные по уставу «пионерские» мероприятия — не могу вообще соображать сейчас трезво, я выбралась спешно из корпуса и бегом на спортивные трибуны, там сейчас точно нет никого! Мне нужно дать себе время пережить это престранное явление и приспособиться к пульсирующему внутреннему мерцанию. И я вообще не понимаю, зачем мне это? Что с этим делать? Куда себя такую девать? Я сейчас взорвусь?

Время идет, а я не взрываюсь; огненная волна перестает трансформироваться, переливаться через край и становится мягким, золотым циркулирующим ровным потоком, утреннее иссиня-белое солнце брызгает в глаза слезами, вызволяя понятную панику — теперь так будет всегда? Что за хрень происходит? Есть хоть кто-нибудь, кто сможет мне это объяснить? Клиническую психиатрию в расчет не беру, их диагнозы очевидны, малодушны и бессмысленны. Мне нужен тот, кто знает — кто я!? Внутри все постепенно затихает, превращается в норму, видимо я и останусь такая, по факту этот опыт оказался «буквальным контактом», «физический мир» теперь беспрепятственно прикасается ко мне, обволакивает, словно моя плотность уменьшилась, и я стала тоньше, доступнее для каких-то невидимых энергий; воздух держится в ладони как плотное вещество, солнце перистыми крыльями волнуется на моих голых коленках, теперь мне можно быть и солнцем, и воздухом, и небом одновременно. Что я чувствую, что знаю сейчас? Весь мир я, я с ним одно, каждый призрачный атом — это я, моя возрожденная структура со всем сущим проявленным и непроявленным — одно целое. Когда-то мир был в моей утробе, а теперь я в нем, но по сути все неизменно, значит, где-то есть мега-я? Можно ли назвать это вышестепенной нирваной? Нельзя, нет таких слов, нет таких ощущений, которые испытываешь не телом, не чувствами души, а всеми пространствами, стук великого единого сердца исходит вместе с дыханием, где единственное чудо «жизнь», и я ее концентрат; если что-то пойдет не так, жизнь можно будет начать заново, с меня.

Выход из этой «мировоззренческой прострации», так я называю несочиненные, настигающие меня явления, которые случаются частенько; к чему-то я привыкла, как к погружению в «тайгу», что-то потрясает как сейчас — и это уже не умственный процесс и не душевный, а скорее, биологический: «влияние» произошедшего осталось на уровне тела. Жесткая скамейка трибуны попросту изломала мне спину, впиваясь своими реечными рельефами в почти бестелесную плоть натужно и жадно, словно стремясь вжиться в меня, перепутавшись деревянно-бетонными молекулами, но мне пора возвращаться в плоскую реальность… Приходить в себя сложновато. И, кажется, у меня были какие-то срочные дела?

Обязательно надо отпроситься у Викуши в город, — вспомнила я все еще отстраненно, и при этом никакие Егоры не должны увязаться за мной, а то толку с расследованием будет ноль, он меня точно никуда не отпустит! А мне просто необходимо вычислить квартиру, которую снимала Алена, и если бы только я нашла ее сумку, у меня были бы и ключи на руках, но ключей нет и это плохо. Где искать сумку? Не могла Алена без своих крутых шмоток уехать, так еще и в столицу, может, сумку забрал тот, кто зарегистрировался вместо нее на самолет? Но это было бы странно: «Вещи я заберу, а ты уезжай на три недели налегке», — как убийца это объяснил Алене?! И Жора мне сказал, что после Алены в машине не было никого, значит, ее сумку кроме меня и не искал никто? Что тут не сходится? Все уже я обшарила, все кусты, номер, где она жила в «пансионате»; по территории, несмотря на некоторый риск, порыскала — и никакой сумки; и даже персонал порасспрашивала, но Алену видели только одну или с Викушей, и никаких ухажеров. И Егор меня за эти расспросы убьет, если узнает!

Корпус административки оброс соснами по самую крышу, и от того тут прижился холодный воздух, и даже в дневную жару чуть ли не пар выходит с дыханием. В своем облегченном прикиде — шорты да майка, я тут стыну вместе с воздухом, и пока растирала руки, стараниями Егора попала под лестницу, а не к Викуше. Плотные бетонные излеты в мраморную крошку с выбеленными курортными перилами под своим остовом сохраняли глубокую тень, зашоренность и некий неопознаваемый глазом хлам — темно, тихо и ночной сценарий повторяется.

— Совсем страх потерял? Это же логово мегеры! — шепчу я и отталкиваюсь от Егора.

Вряд ли кто будет тут ходить, но мне все равно страшно, а ему нет; затемно, прошлой ночью его «пристрастие» ко мне, может, и сошло за некоторое недоразумение; тут приставать — это же самоубийство! Но он не может не использовать момент, и вместо диалога выходит сплошная чувственная мазня, поцелуи, перешептывания, всплески чего-то, вдруг нашедшего себе место.

— Прекрати! — я изо всех сил оттягиваю его от себя, хотя мне этого совсем и не хочется.

— Я совсем тебе не нужен… — не отвязаться от него уже никак.

— В тюряге — нет! Твоя Вика «закроет» тебя на раз, может, именно потому, что она для тебя Вика! Прекрати! Подождать не мог? Нормально поговорить для начала, а? — действительно, как положено нельзя было?

— Ты же от меня бегаешь! Может, я так и собирался, но ты развила такую прыть, того и гляди упиндюлишь с каким-нибудь хоккеистом, думал — пару лет в запасе, но чувствую, что нет и я… Прости, ты должна знать… Но если нет, то нет, я все понимаю и не настаиваю… — ну и что он там понимает, взяла его за шею и сама поцеловала, научилась уже.

— Какая дура от такого парня откажется? — и еще раз целую его сама.