Особенности национальной милиции - Михаил Серегин

Излюбленный женский прием – удар ногой в пах – опять же не мог сработать, поскольку в такой груде мяса сложно было обнаружить нужный закоулок, в который стоило целиться. Казалось, схватка проиграна, еще не начавшись. Финита ля комедия. Сейчас все покровы падут и на обнаженном теле Зубоскалина преступники обнаружат передатчик. А затем последует мучительная смерть. Эх, Дирол, классным ты был парнем!

Страшный грохот озадачил участников наметившейся трагедии.

Дверь слетела с петель, рухнув на давно не мытый пол, подняв в воздух клубы серой пыли. Она взвилась вверх, застилая глаза и мешая видеть происходящее. Прошли долгие секунды. Пыль стала оседать, открывая за собой грозного Кулапудова, принявшего угрожающую стойку с поднятыми на уровень груди ладонями ребром вперед. Уголок рта его страшно подергивался.

Толстый сразу же выпустил Дирола из своих объятий и стал медленно оседать на пол.

В этот момент с громким криком «Ки-я» через развороченный дверной проем и открытое окно одновременно влетели Утконесовы, не менее угрожающе выставив вперед кулаки.

– Милиция, ни с места, – тоном супермена, освободившего мир от гения-параноика, выкрикнул Венька. – Вы имеете право хранить молчание...

– Да заплатим, заплатим мы за аренду этого здания, – умоляюще-утвердительным голосом простонал Афанасий Михайлович, сложив руки в области сердца, словно клянясь. – Просим, подождите еще немного. Нетерпение ваше меня удивляет. Мы задолжали всего за три года, но дело еще не раскручено. Потерпите хотя бы месяц-два, и тогда мы с лихвой возместим вам все ваши убытки. Слово дворянина. Никита, подтверди.

Никита, покрывшийся густой аристократической бледностью, что-то неопределенно промычал.

– Где похищенные вами сумки? – со всей строгостью приступил к допросу Венька, справедливо предполагая, что раскалывать преступников нужно прямо сейчас, когда они не опомнились от шокового состояния.

– Не надо, начальник, катить на нас телегу и вешать то, что мы не совершали. Фотоаппарат готовы отдать Тараканову, в этом сознаемся. Да и то, мы взяли его во временное пользование, пока не раскрутимся. То, что не предупредили хозяина, так это для его же блага.

Чтобы порадовать потом, когда вернем. А сумки ты нам не шей.

Бледный потомок то ли от режущих слух непотребных, вульгарных слов, то ли просто от перенапряга коротко икнул, закатил глазки к потолку и, издав тонкий свист, свалился в глубокий обморок.

– Кто же крадет сумки? – осведомился Кулапудов.

– Хоть режь меня, начальник, не знаю, – побожился Афанасий Михайлович. – Чистая правда, зуб даю.

– Хорошо, – поверил Венька, – отпустите девушку, и чтоб завтра же вернули аппаратуру ее законному владельцу.

Я к нему зайду и поинтересуюсь, – соврал парень.

– Да кто ее держит, – возмутился толстый, отступая от Санька на два шага. – Сама никак уходить не хотела. Мы ее гнали, гнали. А насчет аппаратика не беспокойтесь. Все будет в ажуре.

Слово Афони – закон.

Санек перебежал к своим и встал рядом, независимо задрав голову, недовольно и обиженно поведя голым плечиком.

– Что ж, тогда нам здесь больше делать нечего, – заметил Кулапудов и не прощаясь вышел, уводя за собой группу захвата и внедренца в преступную малину.

– Мусора вонючие, – прошипело им вослед со злостью и безысходностью.

* * *

Совсем недавно казавшиеся незнакомыми дворник, работники дорожного строительства и бомж с яркой лысой девушкой вышли из двора, возбужденно о чем-то беседуя и споря. Их фигуры проводил крайне недоброжелательный взгляд из окна. Двор вновь стал привычно пустынным, оживляемым только пернатыми горожанами: голубями, воробьями и вздорной галкой. Да еще одним гражданином, слившимся с зеленым газоном. Гражданин с трудом поднялся, отряхнул видавшую виды одежду и, придерживаясь за бок, прихрамывая, покинул двор.

Вопреки ожиданиям пикетчиков забастовка затянулась. Глеб Ефимович и Володя наивно предполагали, что стоит им только припугнуть медиков скандалом всероссийского масштаба, как сразу все подсуетятся, назначат без очереди различные анализы и будут рады сдувать с них пылинки.

Не тут-то было. Странное спокойствие не покидало врачей и другой медперсонал больницы второй день подряд. Каждое утро, приходя на работу, доктора вежливо здоровались с пикетчиками, интересовались их здоровьем, сетовали на погоду, довольно холодную для того, чтобы сидеть на каменных ступенях, и с чистой совестью проходили в кабинеты. Вечером они опять же останавливались поболтать с новыми людьми в старом заведении. Вновь шли расспросы о здоровье, что объяснялось профессиональным интересом, выражения соболезнования, зависть по поводу того, что капитану посчастливилось отдохнуть от своей благоверной. Не то что им, врачам. Медики вежливо говорили «до свидания», спрашивая, увидят ли они капитана с лейтенантом назавтра, и очень радовались, узнавая, что увидят. Им повышало настроение не только общение с интересными людьми, но и взлетевшая вверх популярность лечебного заведения, в которое теперь шли поправить свое здоровье все кому не лень, лишь бы посмотреть на двух чудаков, приковавших себя к колонне. Зарплаты от этого у медиков резко возросли.

Утром же третьего дня с момента возникновения пикета один окулист, крайне довольный Мочиловым и Смурным, совершенно бесплатно вручил им газету «Зюзюкинская весть» с любопытной заметкой.

В ней рассказывалось о том, что наконец-то в скромном городе Зюзюкинске произошло знаменательное событие, а именно – возникновение у стен городской клинической больницы возмущенных современным беспределом в области здравоохранения забастовщиков. Якобы по весьма точным и проверенным данным, эти граждане выдвигают требования о всеобщем бесплатном лечении, подобном тому, что было во времена недавнего социализма, то есть весьма посредственном, но одинаковом для всех. По одной из версий пикетчики сами больны тяжелым психическим заболеванием, недавно сбежали из клиники для умалишенных, расположенной на окраине славного города Зюзюкинска, ночевать им негде, поэтому они и решили остановиться на несколько дней около стен лечебного заведения, славного своими скульптурными композициями.

– Это кто еще психически больной! – возмутился Володя, с пылом неопытной юности восприняв нелицеприятное известие.

Мочилов же промолчал. Он понимал, что этим дело не закончится.

И действительно, буквально через полчаса объявившие забастовку почувствовали, что такое слава и популярность. Толпы зевак хлынули в сторону обделенной некогда вниманием больницы, стекаясь сюда со всех концов города. Переполненный общественный транспорт не мог обслужить всех желающих посмотреть на умалишенных, сбежавших из желтого дома. Автобусы изменили маршруты и ходили теперь до больницы номер один без остановок. Люди отпрашивались или попросту сбегали с работы. Пенсионеры бросили все свои ежедневные неотложные дела, разместившись напротив пикетчиков с узелочками, которые сытно попахивали салом, картошкой в мундире и куриными яйцами, сваренными вкрутую. Это говорило о том, что скоро старички и старушки уходить от бесплатного зрелища не собирались, безответственно оставив без очередей все социальные службы города. Шумная ватага ребятни, как всегда, быстрее взрослых успевшей сдружиться, играла под самым носом у Мочилова с Володей. Самые смелые из них, набравшись храбрости, подбегали и дергали Глеба Ефимовича за ус, вызывая тем самым бурный восторг у несовершеннолетних зрителей.