Дар юной княжны - Лариса Шкатула

— С правой стороны будет смеющаяся физиономия, — предложил Вадим, — с левой — печальная.

— Никаких печалей, — запротестовал Аренский. — Смех и ещё раз смех!

— А как же белый клоун? Я читал, в противовес рыжему…

— Какой там противовес, батенька? Сейчас каждого противовеса ставят к стенке. Мы будем смеяться над извечными бытовыми проблемами, муж, жена, теща, непослушные дети. И никаких цветов, ни белых, ни красных!

— А зеленый? — вмешался Алька. — Краска-то у нас зеленая!

— О господи, — простонал Аренский. — Может, мы вообще ничего писать не будем? Углем слово "Цирк" напишем и все.

— Но уголь — черного цвета, а это — цвет анархии, — съехидничал Вадим.

— Что вы дурью-то маетесь? — возмутился Герасим. — Вас послушать, так опасно зубы во рту иметь, поскольку белые, а язык — поскольку красный. В дорогу пора собираться, поторопитесь с художеством!

Кибитку расписали броско: смеющаяся зеленая рожица имела красные щеки, красный язык и белые зубы, и никаких мыслей о подчеркнутом преимуществе того или иного цвета не вызывала Но с тех пор Аренский всегда оглядывал цирковую повозку с некоторой настороженностью, будто она вдруг могла выкинуть что-нибудь непредвиденное.

И опять потянулась дорога. Путники все ближе подъезжали к Азовскому морю. Уже в окрестных селах за представления расплачивались сушеной таранкой и лещом, что в рацион артистов вносило приятное разнообразие.

Теперь они по праву могли именоваться актерской цирковой труппой, потому что на манеж выходили все. Неискушенные зрители не требовали от артистов высокого профессионализма. Потому на "ура" проходили номера иллюзиониста, он же поручик Зацепин, он же по документам — Овчаренко, он же по сценическому псевдониму Ринальди. Видя восхищенные взгляды публики, слыша её горячие аплодисменты, двадцатидвухлетний поручик удивлялся, почему никогда прежде ему не приходила в голову мысль стать циркачом и бродить по дорогам?

Не последнюю роль в таких мыслях играло его все возрастающее чувство к Ольге. Вадим боялся признаться в том, что уже не представляет себе жизни без юной княжны. Вряд ли прежде он, бедный дворянин, осмелился бы мечтать о подобной девушке. Но революция их уравняла, и потому теперь Зацепин был самым горячим её сторонником.

Ассистенткой иллюзиониста Ринальди стала Катерина. Никакое событие в труппе не проходило без её участия, все ей было интересно, во все она вникала. Проснувшееся в ней любопытство к жизни, точно изголодавшийся зверь, требовало насыщения.

— Катька — вона така цикава[31], говорила молодая женщина о себе.

Поначалу Катерина молча следила за тем, как Аренский обучал начинающего фокусника. Потом подрядилась изготовлять для него нехитрый реквизит, и постепенно сделалась необходимой.

— Катя, где цветные платки? — спрашивал Зацепин.

— У ящику, — отвечала она.

— Катя, я не могу распутать узел на веревке! Кто его так завязал?

— Аренский! Ты забув, вин казав, отак надо розвьязуваты.

И показывала как, потому что тайком от всех тоже тренировалась в исполнении фокусов: она не привыкла делать что-то наполовину или спустя рукава.

Василий Ильич быстро исчерпал свои познания в вопросах цирковой магии, а начинающие иллюзионисты хотели совершенствоваться. И они стали придумывать фокусы сами, при фантазии Катерины и техническом воплощении Вадима.

Совместная работа разрушила непреодолимый прежде барьер: дворянин — крестьянка. Если с Ольгой поручику нравилось даже молчать, то с Катериной он полюбил разговаривать.

Герасим поначалу взревновал, но потом отступил: отношения фокусника и ассистентки протекали без намека на интимность.

С самого начала совместной работы поручик стал учить Катерину правильному русскому языку. Требовал, чтобы во всех формах общения, включая их горячие споры о жизни, она не переходила на украинский. Но если товарищи по искусству в цирковых вопросах были, в основном, единодушны, то в разговорах "о жизни" постоянно спорили. Причем поручик приветствовал революцию буржуазную, безо всякой там диктатуры, а Катерина, как ни странно, была ярой монархисткой. Без царя, считала она, народ вконец изворуется и сопьется.

В минуты, когда её позиции ослабевали, хитрая хохлушка таки переходила на "мову" и так частила, что оппоненту приходилось переспрашивать и вслушиваться в её речь. В такие моменты Катерина обращалась к слушателям и, протянув в сторону поручика ладонь, говорила:

— Дывитесь, добры люды, вин не розумие, що мала дытына знае!

Поначалу при обсуждении костюма для Катерины Аренский предложил, чтобы она выступала в короткой блестящей юбочке из циркового гардероба. Этому категорически воспротивился Герасим, которого горячо поддержала Ольга. Номер, сказала она, должен вызывать восторг, восхищение, но никак не неприличные мысли. Остановились на русском сарафане, который сообща женщины расшили блестками. Единственно, на чем настоял Василий Ильич — на косе, заплетенной с алым бантом.

Ольга тоже освоилась и уже не пугалась публики. Аренский на пару с Алькой продолжали учить её умению падать, пружинисто вскакивать; её клоун становился все смешнее. Публика неистовствовала, когда толстый, неуклюжий коверный превращался в худенькую симпатичную девушку, которая к тему же демонстрировала чудеса меткой стрельбы.

Обязанности хозяйственные в труппе распределились как-то сами собой. Герасим отвечал за тягловую силу — их единственную лошадь Кару: он кормил её и правил ею во время переездов.

Ольга взяла на себя обязанности костюмера и гримера. В стирке ей помогала Катерина. Остальное — пришить оторвавшийся позумент или приладить бант — было её заботой.

Катерина, кроме участия в представлениях, готовила на всех еду и вообще следила за снабжением, в чем ей охотно помогал Герасим, а контролировал — Аренский.

У самого Василия Ильича дел было невпроворот. Он был везде, без него в труппе не происходило ни одно событие.

Да и событиями могли считаться лишь представления в селах, где они ненадолго останавливались, да подсчет кассовой выручки: больше или меньше продуктов — в зависимости от того, сколько разноцветных армий проходило через этот населенный пункт.

Шла война, а потому, к сожалению, долго так продолжаться не могло. Ехали они привычным курсом на восток.

— У нас впереди вроде как город, — бросил через плечо правивший Карой Герасим. — Будем въезжать в него или, как обычно, в обход? Дело к вечеру идет, пора бы и о ночлеге подумать.

— Конечно, объедем, — забеспокоился Аренский. — Город — это патрули, проверки, комендантский час. Контрразведка, наконец. А переночевать мы и в поле сможем. Нам для начала хотя бы рощицу небольшую, да чтоб ручеек какой-никакой.

Герасим остановил кибитку и повернулся к товарищам: