Золотой человек - Мор Йокаи

Только ведь пронырливые дельцы, прознавшие о новых фортификационных сооружениях, бросились наперебой скупать земли на моношторском песчаном холме, никому и в голову не пришло обратить внимание на междуречье двух рукавов Дуная. Поэтому огромную территорию, продаваемую городом с торгов, наш знакомец Янош Фабула сумел приобрести за двадцать тысяч форинтов.

Если отчуждение моношторских земель будет отсрочено, то очередь до них дойдет через двадцать лет, а за это время все средства спекулянтов, вложенные в не приносящие дохода виноградники, окажутся поглощены процентами.

Вот какую шутку подстроил Тимар своим конкурентам и наиболее рьяному из них Атанасу Бразовичу: стоило тому приобрести участки на песчаном холме, как Тимар тотчас же пустил в ход все средства, чтобы венским правительством не было одобрено намерение Дворцового военного совета приступить к осуществлению плана фортификационных работ одновременно по всем пунктам.

Так обстояли дела за три дня до свадьбы Атали.

За два дня до означенного срока господин Янош Фабула влетел на галерею дома Тимара.

Да-да, именно влетел: развевающиеся полы его плаща вполне могли бы сойти и за крылья.

- Двадцать тысяч! Сорок тысяч! Комиссия... выплата... Император, король... Голое пастбище! Жатва!

Бедняга не мог говорить от волнения, так сыпал бессвязными словами, которые Тимар Наконец сложил в такую вот понятную фразу:

- Успокойтесь, Янош, я знаю, что вы хотите сказать. Сегодня на участок приезжала комиссия устанавливать цены на земли, попадающие под полосу новых укреплений. Ваш участок, за который вы заплатили двадцать тысяч форинтов, у вас откупили за сорок тысяч, так что излишек сверх ваших трат - ваша чистая прибыль. Это и есть жатва. Верно я говорю?

- Верно, сударь! Верно и так складно, будто сам Иоанн Златоуст. Все оно так и есть в точности. Получить ни за что ни про что двадцать тысяч! Да я отродясь таких денег не зарабатывал! Двадцать тысяч - шутка сказать, у меня я все в голове вверх тормашками перевернулось! Дозвольте, сударь, разок перекувырнуться.

Тимар дозволил, и Янош Фабула не один раз, а трижды прошелся колесом вдоль галереи. Затем еще трижды в обратную сторону и опять выпрямился пред Тимаром.

- Вот теперь вроде мозги на место встали.. Значит, вся эта пропасть деньжищ мне досталась. Тогда пойду куплю синагогу!

( Дабы кто не подумал, будто последняя фраза Яноша Фабулы дурная шутка, поспешим пояснить, что при тогдашних обстоятельствах жители, исповедующие иудейскую веру, принуждены были строить новый молельный дом на землях графа Зичи, а прежняя синагога действительно была пущена с молотка; вот она-то и понравилась до чрезвычайности нашему другу Яношу Фабуле).

Но прежде чем купить синагогу, он в тот день еще шесть раз наведался к господину Тимару: в первый раз привел к нему свою жену, во второй раз - дочку на выданье, в третий - дочь-молодицу в четвертый - сына, окончившего школу, в пятый - сына, только что пошедшего в школу. Жена Фабулы преподнесла господину Тимару белую комаромскую булку - пышную, поджаристую, с золотисто-румяной защипкой на боку; дочь-молодица принесла миску великолепных медово-сладких пышек из соложеного теста, дочь на выданье - "невестино блюда", искусно составленное из медового калача, красных яиц, обернутых в золотую фольгу орехов и всевозможных цветных бумажек; старший паренек - знаменитый птицелов - притащил большущую клетку, полную щеглов и малиновок, а мальчонка-школьник - приветствие в стихах собственного сочинения. Целый день сородичи Яноша Фабулы рассыпались в благодарностях Тимару, а поздним вечером все вшестером заявились под окна к благодетелю восславить его песней: "За доброту воздастся счастьем на всю жизнь!".

... Ну, а какие дары преподнесут и что пропоют ему конкуренты - и в том числе господин Бразович, - узнав, в какую аферу он втравил их скупкой моношторских участков?..

До свадьбы оставалось всего три дня.

В воскресенье пополудни барышня Атали отправилась с визитами к своим девичьим подругам. Обычно в таких случаях барышням предоставляется привилегия наносить визиты в одиночку, без материнского сопровождения: ведь девушкам столько нужно напоследок сообщить друг другу по секрету - девичьей поре приходит конец.

Стало быть, госпожа Зофия могла остаться дома. Она-то больше всех радовалась тому, что выдался хоть день в году, когда не надо идти в гости или ждать в дом визитеров, не надо присматривать за дочкой, слушать немецкую речь, из которой они ни словечка не разбирает, а можно остаться дома и вспомянуть былые счастливые времена, когда она, еще горничной, вот таким же вольным воскресным днем, насыпав полный передник вареной кукурузы, усаживалась на лавку и до самого вечера лущила кукурузу да ела по зернышку, и при этом всласть сплетничала с веселыми подружками, такими же служанками ей под пару.

Вольный день и вареная кукуруза - они и сейчас при ней, вот только подружки не хватает. Госпожа Зофия даже горничную с кухаркой отпустила прогуляться, чтобы одной побыть в кухне: вареной кукурузой в комнатах не полакомишься, шелуха так на пол и летит.

Но вот отыскалась ей и подходящая компания: на кухню проскользнула Тимея. Девочке тоже нечем было себя занять; вышивка на подвенечном платье закончено, теперь оно в работе у портного, который наверняка поспеет к последнему часу последнего дня.

Тимея была вполне под стать госпоже Зофии - такая же нежеланная в доме, как она, с той только разницей, что Тимея считает себя барышней, хотя всем известно, что она всего лишь прислуга, а госпожу Зофию все почитают за барыню, но она-то сама считает себя служанкой.

Итак, Тимея пристроилась на лавке под бочок к госпоже Зофии - точь-в-точь нянька и кухарка, которые всю неделю знай себе ссорятся, а по воскресеньям тихо мирно усаживаются рядком точить лясы.

До свадьбы оставалось всего три дня.

Тимея робко, осторожно огляделась по сторонам, не подслушивает ли кто, и шепотом спросила:

- Мама Зофия, расскажите мне, какая она, эта свадьба?

Госпожа Зофия, втянув голову в плечи, затряслась от сдерживаемого смеха и хитро, искоса посмотрела на девочку. С коварством истинной старой служанки она ухватилась за смешную слабость юной служаночки, чтобы окончательно задурить ей голову.

- Ах, Тимея, Тимея, - заводит она с проникновенностью опытной сказительницы, - свадьба - это обряд красоты необычайной. Ну, да сама увидишь.

- Я как-то раз хотела подсмотреть у дверей церкви, - откровенно, как на духу признается девочка. - Подкралась туда, как раз когда начиналась свадьба. Но только и успела увидеть, как жених и невеста подошли к красивому золоченому буфету.

- Это не буфет, а алтарь!

- И тут какой-то злой мальчишка заметил меня и прогнал из храма: "А ну, прочь отсюда, турчанка!" Я и убежала.

- После того, как жених и невеста станут перед алтарем, - растолковывала госпожа Зофия, вылущивая по зернышку и отправляя в рот вареную кукурузу, выходит батюшка, священник; на голове у него золотая шапка, облачение из вышитой парчи с золотыми пряжками, а в руках толстая книжка с застежками. По этой книге он читает и очень красиво поет. Жених и невеста опускаются перед алтарем на колени на маленькую скамеечку, а священник из спрашивает, любят ли они друг друга.