Жертвенный агнец - Карло Шефер

Возле церкви Святого Духа появились крутящиеся стенды с почтовыми открытками — их выставили владельцы лавок, когда потеплело. Тойер сильно раскрутил все три поочередно.

К удивлению известного всему городу старого трансвестита, который пьяной походкой плелся навстречу, Тойер послал ему воздушный поцелуй. Комиссар повернул вправо и миновал центральный портал, поразившись контрасту между каменными готическими сводами, устремленными в небо, и толстыми, почти круглыми американскими туристами. Теперь надо взять себя в руки, стать Тойером. Гнев, сомнения и мечты — все отбросить и вести допрос так, словно ты музицируешь.

Он остановился перед домом. Позвонил. Дверь открылась.

В дверном проеме стоял Денцлингер. Выглядел устало. Старый, почти немощный человек в рубашке и брюках на помочах. Тойер быстро окинул его оценивающим взглядом. Седые короткие волосы, зачесанные набок. Ястребиное лицо, маленькие глазки. Без очков. Сыщик обратил внимание на сильные руки, отметил и то, что в обтрепанных черных костюмных брюках можно носить оружие небольших размеров.

— Господин Денцлингер?

Старик кивнул. Без удивления. Тойер изобразил сияющую улыбку:

— Ну, тогда пригласите меня, пожалуйста, в дом, господин пастор. Начнем наше общение! — Он щелкнул пастора по животу и протиснулся в дверь.

— Кто вы такой? Чего вы, собственно, хотите?

Тойер засмеялся:

— Чего я хочу? Вот это вопрос! Видите ли, когда я выйду на пенсию, тогда и буду задавать его себе время от времени, а пока что… — Он резко повернулся и нажал пастору пальцем на нос. — Я папа римский и предлагаю рекламный подарок за сотрудничество: скидку в цене. Отпущение всех грехов, подумай хорошенько! Но сначала, — он потянулся и зевнул, — я взгляну на твою квартиру, мой маленький убивец, мой старенький, дряхлый душегуб. Как долго мы тебя искали…

Денцлингер захлопнул дверь.

Тойер прошел в гостиную. Музей шестидесятых, если не пятидесятых. На стенах никаких картин, на полке нет фотографии жены. Денцлингер шел следом, сыщик наблюдал за ним краем глаза, но изображал полнейшую беззаботность. Снизу, сквозь закрытые окна, доносился уличный шум и голоса туристов.

— Что натворим на этот раз? — засмеялся могучий сыщик. — Я не девушка, которую можно сбросить с высоты. Я не забубённый, глупый пастор. Если направишь на меня оружие, приятель, тебе крышка. Внизу стоят мои люди, их трое. Возможно, вам уже это известно? Раз, два, три! — С каждой цифрой он щелкал старика в лоб, не больно, но унизительно.

В соседней комнате комедия продолжилась.

— Ах, тут спальня, как удобно, окна во двор — хотя это внутренний дворик, там они летом сидят, молодежь, гогочут. Как они мешают жить! Но ведь их всех невозможно убить, точно?

Денцлингер спал на старой супружеской кровати, но та сторона, где когда-то лежала его жена, была пуста, там валялись лекарства и газеты.

— Неряха! — с удовольствием воскликнул Тойер. Показал на липкую упаковку аспирина. — Ай-ай-ай!

— Я так и не понял, чего вам от меня надо. Тойер вонзил в него взгляд, сосредоточившись на переносице старика, при этом его глаза стали косить.

— Вас мне надо, — тихо проговорил он. — Я Иоганнес Тойер. Я старший гаупткомиссар криминальной полиции. А вы убийца.

Денцлингер никак не прореагировал, он стойко выдержал испытание взглядом. Теперь он уже не казался уставшим.

Комиссар усмехнулся еще шире:

— Первое впечатление обманчиво, да еще как. Я-то думал, у вас настоящие покои мыслителя. А тут жалкая конура, дерьмо, а не квартира.

Он рванул на себя первую попавшуюся дверь. За ней была комната средних размеров, без всякой мебели. Картонные коробки, гладильная доска, водопроводная труба с заглушкой, стиральная машина и сушилка для белья. Возможно, прежде там иногда появлялись жильцы.

— Практично! — вскричал Тойер. — Когда у меня работает центрифуга, мне всегда кажется, будто прилетел маленький вертолет. Но знаете что, брат Денцлингер? — Лицо старика по-прежнему оставалось бесстрастным. — Не использовать в трехкомнатной квартире одну комнату — это наказуемо. Знаете ли вы об этом?

Никакой реакции.

Тойер услышал, как внизу открылась входная дверь. Вероятно, доктора Кремера все это время не было дома. Повезло.

— Сейчас я выброшу вас из окна. Затем спущусь вниз и загоню, допустим… — он снял со стены черный зонтик, висевший над трубой водяного отопления, — вот этот предмет вам в задницу. Удовольствия мне это не принесет, зато, возможно, побудит вас продвинуться дальше. Да, кстати, а вы получили тогда удовольствие?

— Я не понимаю, о чем вы говорите.

Тойер громко захохотал и взял старика под руку:

— Не понимаете? Надо же! Тогда давайте присядем на кухне за стол и побеседуем начистоту.

Тойер сел на кухонный стул спиной к окну. Здесь тоже преобладали печальные реликты из минувших десятилетий. Каминная труба еще висела на стене, словно камин только что убрали; между тем она была заткнута пожелтевшими газетами. На плите стоял дешевый старый чайник, на его ручке сохранились остатки эмали. Денцлингер нерешительно остановился в дверях. Во время своих выкрутасов сыщику приходилось постоянно держать в уме, что его оппонент, возможно, лишен всяких тормозов, а это нередко компенсирует физическую немощь.

Тойер убрал с лица шутовскую улыбку:

— Вы праздновали дни рождения маленькой Сары? Наряжались в Санта-Клауса?

Старик сел напротив него. Теперь он держался не так напряженно — вероятно, почувствовал себя уверенней.

— Зачем вы меня мучаете? Вам ведь известно, что моя дочь бесследно пропала. Да, когда она была маленькая, моя жена старалась приглашать к нам других детей. У нас было просторно, и в свободные часы, хотя именно рождественские дни для пастора…

— Бог ты мой, — захохотал Тойер, — или ваш. Дарю вашего Бога вам! Я долго оскорблял вас, разгуливал по вашей квартире, хамил, а вы стали защищаться лишь тогда, когда речь зашла о вашей профессиональной нагрузке в далеком прошлом! Не смешно ли, а? Обычно наши пенсионеры не терпят такого надругательства!

— Говорите, — сказал Денцлингер. — Когда-нибудь вы замолчите — или ясно скажете, что вам надо. Я вам нужен? Зачем, с какой целью? Вы намекали на то, что я убийца. Чей? Чей я убийца?

Тойер пригвоздил его взглядом. Где-то тикали часы. В доме кто-то включил воду.

— Ну?

— Скачи, скачи, лошадка, — тихонько запел Тойер, не отрывая глаз от старика. — Всадник упадет, тут же пропадет… упадет со склона, склюют его вороны… Вы пели так когда-то? Давным-давно, когда еще были человеком?

— Оставьте вы это!

— Нет, я не оставлю, — прошептал комиссар и наклонился через стол, ощутив при этом старческий запах, чуточку сладковатый. — Сам я никогда не пел этой песенки, господин Денцлингер. Моя жена была на последних месяцах беременности, когда погибла в аварии. Ей было нужно что-то купить, она попросила меня, а я уклонился, из лени. Она поехала сама и разбилась. Десятки лет я страдал от своей вины… правда, не все время, я не сверхчеловек. Но страшная боль осталась. Как вы переносите свою боль? Что заставляет вас убивать и дальше?