Испорченная реальность - Джон Урбанчик

Девушка на переднем сиденье нажимает на кнопку остановки. Мы останавливаемся на углу, и она встает. Я сжимаю пальцы Дайю, она — мои.

— Спасибо, — шепчу я, так тихо, что ни один призрак, наверно, не слышит.

— Удачи, — отвечает она.

Девушка спускается по ступенькам — я вскакиваю с сиденья, мчусь к выходу. Мимо оцепеневших призраков. Выпрыгиваю из автобуса сразу за девушкой, отталкиваю ее с дороги, не специально, но и не случайно. Поворачиваю направо, обратно на Оксфорд-стрит, бегу из города. Чего бы они ни ждали, этому не бывать.

Конечно, есть и другие призраки. Я уверен, они меня видят, следят за мной. Это получается у них лучше всего. Наблюдать, шептаться, очищать. Это их любимая игра, а я очередная пешка, которую нужно убрать с доски.

Я оглядываюсь. Они бегут за мной, все трое. По крайней мере, у Дайю есть шанс.

Я же возвращаюсь на Путь Призрака.

VI

Я довольно хорошо знаю город, чтобы понять: Кроун-стрит, пересекающая Оксфорд, не приведет меня к Карен, но тянется в нужную сторону. Я сворачиваю на Кроун, призраки дышат мне в спину. Бросаюсь через дорогу и молюсь, чтобы какая-нибудь машина просигналила мне и сбила их.

Ничего подобного.

Пока их только трое. Мне еще везет. На углу Альбион я резко сворачиваю — неподалеку полицейский участок, но копы ведь не помогут?

Хотя и должны.

Я не вижу и не ищу его, но бегу уже медленней. Оборачиваюсь и понимаю, что призраки отстали. Это глупо. На улице никого, сиднейская полиция меня не заметит, от волнения я, похоже, пропустил участок.

Теперь я шагаю. Останавливаться нельзя. Задыхаюсь. Я бежал слишком долго. Не снимаю руки с пистолета. Мне страшно, сердце болит. Они не могли оставить меня в покое. Я оглядываюсь, ожидая погони. Наверное, они решили пойти в обход и обогнать меня, преградить путь.

Это значит, что нужно выбрать другую дорогу или бежать прямо на них.

Этот район я знаю плохо. Я в Сарри-Хиллз, а он может быть милым и страшным. Здесь много дорогих домов, а еще в хостелах часто останавливаются туристы. Это неплохо, но привлекает бродяг.

Но ведь теперь я один из них.

Здесь много бездомных, но я не знаю, где именно они обретаются, и весь Сарри-Хиллз кажется опасным. Наверное, зря. Здесь не хуже, чем в остальном Сиднее. Особенно для меня. Я помечен. Для призраков я сияю: вредитель, человек, сошедший с Пути Призрака.

Враг.

Я бы нервничал, даже если бы просто шел по темным, узким улочкам, так далеко от Оксфорд-стрит.

Ничего не происходит. Никто не преграждает мне путь. Район словно вымер. Улицы пусты. Я где-то между Альбион и Оксфорд. Здания жмутся друг к другу иначе, чем в деловом центре города, где они бьются за каждый метр. Тут они поддерживают друг друга. Стены и тротуары в трещинах, но решетки кованых ворот удивительно красивы. Дома и заборы оплетает столетний плющ. Названия многих улиц начинаются с «Маленькая», а они сами лишь ответвления больших дорог. Это район крохотных, милых бунгало, и я понимаю, что зря не интересовался этой частью города.

Я поворачиваю за угол, и из темноты выступает мужчина. На нем выцветшее тряпье, не серое, просто блеклое. Кожа скорее темная, чем раскрашенная. На лице шрамы. Два глаза, хотя один и заплыл. Он яркий и четкий — часть какой-то другой реальности. Нездешний.

— Добрый вечер, — говорю я, пытаясь быть дружелюбным. Я хочу просто пройти мимо. Может, он из подземной пещеры Иезавели? Кажется, ему там самое место. Он высокий и выглядит крепче меня — из-за множества тряпок. Наверное, стоило промолчать, но, выйдя из ниши, он взглянул прямо на меня.

Мужчина хмыкает, совсем не дружелюбно. Поднимает и сжимает руку в кулак.

— Сколько раз?.. — Он не продолжает. Я понятия не имею, о чем он говорит.

— Всего один, — отвечаю я. — Пройду и больше не вернусь, обещаю.

Он ворчит, еще злее.

— Я добрый малый, — говорит он. — А это моя улица.

— Э-э-э... — Я не могу ничего с собой поделать: — Улица Доброго Малого? А где указатель?

Теперь он уже рычит, как бультерьер, скалится, блестит зубами. Смотреть так же неприятно, как слушать.

— Если ты и правда добрый малый, — говорю я, — может, просто дашь мне пройти?

Он щелкает шеей. Склоняет голову к плечу — раздается новый щелчок. Сжимает кулаки. Хрустит костяшками. Уже в двух шагах от меня.

— Смеешься, да?

Я поднимаю руки, отступаю назад и говорю:

— Нет, нет. Совсем нет.

Если мой голос дрожит это оттого, что мне страшно. Я не забыл о пистолете в кармане — он упирается мне в бедро. Но я не ковбой, чтобы выхватить его у врага перед носом. Думаю, мне повезло, что бродяга сперва зарычал.

— Что ты здесь забыл? — спрашивает он, щелкая шеей в третий раз. От этого звука у меня сводит желудок.

— Ничего, — отвечаю я.

— Слишком быстро болтаешь.

А еще мой голос звучит на октаву выше обычного. Скажи лучше то, чего я не знаю.

— У тебя на уме, — говорит он, кивком указывая мне на голову, словно я могу ее потерять, — темные замыслы. Думаешь, ты один что-то потерял.

Я подыскиваю слова, но пятиться перестаю.

— Мы потеряли все, — отвечаю я. — Я, гребаные призраки, остальные.

Я специально так говорю. Он не серый, не на Пути Призрака. Может, у него на них зуб и наличие общего врага поможет не доводить все до крайности.

Он смеется, что не слишком-то отличается от рычания.

— Гребаные призраки... так ты их называешь?

— Это правда.

— Они считают себя тенями.

— Они думают, что защищают реальность.

Он хмыкает снова:

— Реальность разлетелась на куски. Нечего защищать. Остались только гребаные призраки.

Пару мгновений мы молчим, не шевелимся. Он говорит:

— Видишь здесь хоть одного призрака, а?

— Нет, — признаюсь я.

— Знаешь почему?

— Нет.

— Потому что я добрый малый, — говорит он. — Они это знают. Гребаные призраки. Ха!

Он плюет на тротуар.

— Лунатики — вот они кто. Жалкие, мерзкие, бесхребетные засранцы.

Он ухмыляется. Это жуткая ухмылка. Голливуд им бы гордился. Он подходит ближе, все еще сжимая кулаки.

— А ты, — говорит он, — шепчешь, как они.

Я шел по Пути Призрака. Не намеренно, не по своей воле. Меня подтолкнули, заставили.

Но я не изучал его, никогда не становился частью паствы, не продавал им душу. Путь отнял у меня друзей, и теперь есть только надежда, что ничего этого не случится, если реальность вернется на круги своя. Здесь Анна мертва. Иезавель очищена. Я понятия не имею, что с Вороной. Дайю теперь сама по себе. Если она выживет и не забудет, найдет меня в новой реальности.