Стильная жизнь - Анна Берсенева

Их было всего четверо: трое мужчин и одна женщина. Мужчин-то она как раз и не заметила, а женщина появилась не сразу. Но только с ее появлением начался спектакль, это Аля почувствовала мгновенно и смотрела на женщину не отрываясь, как завороженная…

Она была высокая, стройная, с пышной короной темно-золотых кудрей, которая огнем пылала у нее над головой в свете прожекторов. Глаза у нее были светлые – кажется, серые – и тоже загадочно, прозрачно светились в ярких лучах. Она казалась совсем молодой, но не поворачивался язык назвать ее девочкой: было что-то необыкновенное, живое и величественное одновременно, в том, как она двигалась, говорила, смотрела… Она смотрела, что делают мужчины – как они играют в классиков, в свои классики; она любила отца своего ребенка, она хотела жить его жизнью, и это читалось в каждом ее взгляде, в каждом жесте; ее любил другой.

Прошло не больше десяти минут с начала спектакля, а Але уже казалось, что она чувствует каждое движение этой удивительной актрисы словно изнутри, как свое собственное. Почему та вдруг переодела туфли и ходит на высоких каблуках, сохраняя чудесную легкость походки. Почему совсем их сняла и ходит теперь босиком, неслышно касаясь пола узкими ступнями. Почему так глубоко, так сильно звучит ее голос, когда она обращается к своему единственному мужчине или зовет по имени своего сына…

Все это было внятно Але, и она чувствовала, как сердце ее замирает.

Она даже в программку не могла заглянуть, чтобы узнать хотя бы, как зовут актрису. Да это было и неважно сейчас, об этом Аля совсем не думала. Отпустив локоть Ильи, в невероятном напряжении, она смотрела на маленькую, освещенную прожекторами площадку.

Когда зажегся свет в зале и зрители захлопали, Аля не могла прийти в себя.

– Что, уже кончилось? – громко и растерянно спросила она. – Но как же…

– Да первое действие только, – услышала она голос Ильи и медленно повернулась к нему. – Антракт, Алечка, оставайтесь с нами!

В голосе Ильи сквозь веселость почему-то пробивалась тревога. Впрочем, Аля, обычно чутко прислушивавшаяся к любым оттенкам его глубокого голоса, сейчас этого даже не заметила. Она обвела зал медленным взглядом – такой бывает у человека, много времени проведшего под водой и не могущего после этого привыкнуть к обычному, поверхностному миру.

Кажется, она знала некоторых из тех, кто сидел в зале. Даже наверняка знала, но не узнавала сейчас…

Вдруг Алин взгляд прояснел, и это произошло раньше, чем она успела понять почему. Венька Есаулов сидел в двух шагах от нее, в третьем ряду, и с едва заметной улыбкой следил за ее туманным взглядом.

– Веня! – обрадованно сказала Аля. – Ты тоже здесь?

– Хороший вопрос, – усмехнулся Венька. – Философский! Может, я и не здесь, если рассматривать мое астральное тело, но по-нашему, по-простому… Здравствуй, Сашенька моя милая! Вижу, нравится тебе?

– Ох, Веня… – выдохнула Аля. – Я никогда такого не видела, даже представить не могла. Как взрыв!

– Да уж я к Игорю ревную прямо, – заметил Илья.

– Почему к Игорю? – удивилась Аля.

– А к кому же? Режиссер-то он, да и в главной роли тоже.

– А актриса? Кто эта актриса? – спросила наконец Аля.

– Ольга? Жена его, – ответил Илья. – На курс младше нас училась. Эффектная, правда? И талантливая… Несчастная женщина, если подумать.

– Почему? – вздрогнув, спросила Аля.

– Да вот по всему по этому. Неприложимый у нее талант по нынешним временам, понимаешь? – объяснил Илья. – Думаешь, я тебя зря отговаривал в ГИТИС поступать? Посмотри ты на нее, на Олю! Такая женщина, такая артистка – и что? Раз в месяц играет в этих «Классиках» да еще в одном спектакле, по Мольеру. На случайных площадках, при полупустом зале, смотреть жалко! Иногда в провинцию ездит на гастроли. А в остальное время напряженно трудится официанткой в ночном клубе, притом клуб не из лучших, потому что в лучшие еще и не пробьешься, давать надо, а она мужа любит, стесняется ради заработка под чужих мужиков ложиться.

– А он что же? – чувствуя, как тоскливо сжимается сердце, спросила Аля.

– А что он? – усмехнулся Илья. – Он свой бессмертный гений пестует. Разве он станет на мелочи размениваться – реклама там, клипы, еще что-нибудь низменное? Мало ли что ребенка нечем кормить! Это пусть жена думает, между столиками бегает с вечера до утра. Ревность, правда, мучает, но это ничего, Ольга к его истерикам привыкла, да и устает слишком, чтобы внимание обращать. Поначалу-то, бывало, в семь утра к Бену вон приезжала в слезах…

– Ну ладно, ладно, – недовольно заметил Венька. – Дай девочке спокойно спектакль досмотреть. А в самом деле, – удивленно добавил он, – как это Оля такую форму держит – уму непостижимо! Премьера когда была – и ни одного сбоя в рисунке…

– Я сегодня в первый раз смотрю, – пожал плечами Илья. – Не с чем сравнивать.

– Илюша, привет, киска! – раздался у них за спиной негромкий переливчатый голос.

Обернувшись, Аля увидела незнакомую девушку с длинной пунцовой розой в руках. Первое, что бросалось в глаза, было ее милое очарование. Девушка была маленькая, изящная, как фарфоровая статуэтка. Светлая полузаплетенная коса была перекинута ей на грудь, две золотистых волны волос прикрывали щеки.

Улыбаясь и близоруко щурясь, она смотрела на Илью.

– Привет, Варенька. – Илья встал и, наклонившись, поцеловал ее маленькую округлую руку. – Сто лет тебя не видел.

Аля заметила, что, несмотря на ласковый тон, Илья смотрит на девушку равнодушным, «дежурным» взглядом, без особенной приязни.

– А это к другу твоему претензии, – снова улыбнулась Варенька. – Он меня никуда с собой не берет, не то что ты свою девушку! – Она бросила быстрый и любопытный взгляд на Алю. – Я уж ему говорю: Беник, ты бы хоть у Ильи учился. У него жена дома не сидит, как кукушка какая-нибудь!

– Кукушки дома вообще не сидят, – заметил Венька. – Они в часах только сидят или по лесу летают. Это моя жена, – представил он.

– Да я его, Илюша, вообще неделями не вижу, – кивнув Але, продолжала Варенька. – А когда вижу, так он все равно или пьяный, или с похмелья, или…

– Все, Варя, свет погасили, – оборвал ее Венька. – Потом дожалуешься.

Когда они вышли из Дома актера, голова у Али кружилась так сильно и мучительно, как будто она не спектакль смотрела, а весь вечер без передышки пила. Илья держал ее под руку, но она этого не замечала. Ей хотелось плакать.

Она была единственной, кто не пошел поздравить актеров. Илья только плечами пожал, когда в ответ на его приглашение Аля замотала головой и зажмурилась, как будто он звал ее прыгать с шестидесятиметровой «тарзанки».

– Не пойду! – почти вскрикнула она. – Ты иди, Илья, иди без меня! Они же меня все равно не знают, не заметят… Я тебя внизу буду ждать, у фонтана.

Никакие силы не заставили бы ее заглянуть в Ольгины прекрасные глаза… Ее голос, ее плач на сцене о мертвом мальчике неумолчно звучал в Алиных ушах, молоточками стучал в висках.