Стильная жизнь - Анна Берсенева

Она смотрела на Илью с тем упрямым вниманием, которого сама в себе не любила.

– Потому что завтра с утра работаю, – объяснил Илья. – Потому что напиваться можно только за закрытыми дверями, которые никто не откроет без твоего разрешения. Потому что это просто стильно, – закончил он. – И мне нравится так жить. Вот именно сидеть в ночном клубе и пить минералку с лимоном.

Але стало стыдно – и за свою кружащуюся голову, и за жалость к Нателле, и за то, что саму ее несет, как щепку по течению, а она понятия не имеет, как ей хочется жить и чем она отличается от всех, кто пьет за соседними столиками.

Зеленый свет загорелся на углу Большой Дмитровки и Страстного.

«Опять ты об этом! – сама на себя рассердилась Аля. – Ты же уже поняла, что пока не можешь в этом разобраться! К чему травить себе душу понапрасну?»

– Пойдем, Мосечка, – позвала она. – Нагулялись, пора домой.

Жизнь Ильи Аля узнавала постепенно и как-то мимоходом. Это не было так, чтобы он усадил ее напротив на стул и рассказал: я занимаюсь тем и этим, я получаю столько и столько денег, у меня такой и сякой круг интересов.

О существовании его сына она узнала случайно.

Так же случайно выяснилось, что, кроме студии «Арт-стиль», у него есть еще собственный ночной клуб под названием «Зеркало». Для Али это прозвучало так же ошеломляюще, как если бы Илья сказал, что он владеет зоопарком или Белым домом. Ей почему-то казалось, что в ночной клуб можно только заходить. А как быть его хозяином?..

Она постаралась не показать Илье своего изумления, но он все-таки заметил, как переменилось выражение ее лица.

– Что ты, чижик? – спросил он. – Это кажется тебе неприличным – иметь ночной клуб?

– Нет, что ты, – смутилась Аля. – Совсем не неприличным! А почему же мы никогда туда не ходим? – спросила она.

– Пойдем как-нибудь, если ты хочешь, – пожал он плечами. – По правде говоря, я совершенно остыл к этому заведению. В первые два года – да, всем занимался сам, каждую мелочь в руках держал. Ни одна группа без моего ведома там даже чихнуть не могла, не то что спеть.

– А потом что же случилось? – удивилась Аля.

– А потом он постепенно превратился в такую тинэйджерскую тусовку. Танцпол для детишек отмороженных, – объяснил Илья. – Черт его знает, почему, я и сам не понимаю. Я старался, чтобы все было стильно, чтобы ходили приличные люди. Вроде получалось. Когда я его только открыл, народ по три часа готов был на морозе топтаться, чтоб туда попасть. А теперь вот… Я сначала переживал, а потом плюнул. Правильно Венька говорит: бабки капают – и ладно. Хорошего менеджера нанял, он управляет. Ну, и служба безопасности следит, чтобы «экстази» не внутри продавали, а хотя бы за углом да не весь бы зал под кайфом трясся. А я там практически не бываю.

Алино изумление не прошло после его объяснения. Где-то существует какой-то принадлежащий ему клуб, в котором он практически не бывает, они при этом ходят в какие-то другие места – почему именно в эти, и зачем вообще ходят, если он охладел даже к своему заведению? Все это было так странно, все так спуталось в ее голове…

Але казалось, что она никак не может ухватиться за кончик нити, чтобы размотать большой клубок, внутри которого, словно серебряное колечко, находится разгадка ее жизни.

Но при всем этом она была счастлива! Какое значение могли иметь в ее жизни ночные клубы, тусовки, да все, что угодно – по сравнению с тем, что происходило между нею и Ильей…

У них была какая-то особенная, от всего отдельная жизнь. Аля и сама не понимала, как это может быть – при огромном количестве его разнообразных занятий, знакомств, обязанностей и стремлений, при его ежедневной погруженности в жизнь внешнюю, к Але отношения не имеющую. Но это было так, и она чувствовала его постоянное внимание каждой клеточкой своего тела и всей своею душой.

Она забыть не могла, как он вел себя в дни ее растерянности и смятения, когда она перебиралась к нему из родительского дома.

В ту минуту, когда Илья сказал, что хочет быть с нею всегда, Але показалось, что мир совершенно переменился с его словами. Все переменилось, все встало на свои места, и не было больше тревоги, тоски, и будущее казалось ясным, как предвечерний воздух в просветах деревьев.

– Мы можем вместе съездить за твоими вещами, – предложил он назавтра. – Я с семи вечера занят буду, но до этого – весь в твоем распоряжении. Заодно родителей твоих успокою, – добавил он. – Все-таки я ведь не выгляжу бандитом.

– Не выглядишь, – улыбнулась Аля. – Но давай мы потом к ним вместе поедем? А сегодня я одна…

– Как скажешь, – пожал он плечами. – Тебе виднее.

Аля и сама не поняла, почему отказалась от его предложения.

«Начнут его расспрашивать, – подумала она. – Как, да почему, да серьезно ли он… Зачем?»

Ей стало неловко, едва она представила, что Илья должен будет объяснять, когда свадьба, как относятся к Але его родители, и прочее в том же духе – то, о чем они с ним вообще не говорили ни разу. А что-нибудь подобное мама непременно спросит, в этом можно не сомневаться.

«Лучше уж я сама им объясню», – решила Аля.

Но она и предположить не могла, что произойдет дома.

Последнее время Аля так была погружена в свою отдельную жизнь, что почти не замечала перемен, происходящих в семье. И уж тем более не знала, с чем связаны эти перемены. Почему глаза у мамы мрачные и заплаканные, почему папа возвращается домой позже обычного, почему они стали разговаривать друг с другом как-то резко, почти зло?

Она понимала, что нервы у них были взведены из-за того, что происходило с нею, что они волновались и недоумевали. Но ведь теперь все решилось, теперь все будет так ясно и просто!

Поэтому Аля просто лишилась дара речи, когда в ответ на ее слова о том, что она будет жить у Ильи, мама закричала:

– Теперь мне безразлично, что моя дочь стала проституткой! Ничего другого и нельзя было ожидать, ничего! Да тебе ничего и не надо, кроме похабных постельных радостей!..

– Инна, успокойся, что ты говоришь! – воскликнул отец.

Но успокоиться мама не могла: щеки ее горели, в глазах стояли отчаяние и ярость.

– Ты-ы! – закричала она еще громче, резко обернувшись к отцу. – Ты будешь меня успокаивать? Или, может быть, ее? Так ты лучше поучи свою дочь, что к чему – ты многому можешь научить!

Лицо отца стало пунцовым, потом белым, потом снова пунцовым. Потом он хлопнул дверью так, что под обоями посыпалась штукатурка, и вышел из комнаты. Хлопнула еще одна дверь – входная.

– А ты чего ждешь? – Инна Геннадьевна снова повернулась к дочери. – Тебе здесь еще что-то надо? Вам вообще что-нибудь надо? Да разве вам хоть что-нибудь может быть дорого, кроме ваших гнусных инстинктов?!