Роковой рубин - Дебора Смит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ваша с Бо известность все ширится.
— Мы ездим туда, где нужны.
— Нашел? — осторожно поинтересовался Джо.
— Да-
Взглянув на Джейка, Джо подумал, что лучше не узнавать подробностей, но ничего не мог с собой поделать. У него тоже внук ходил в детский сад.
— Живым?
— Нет. Его задушили куском проволоки. — Блуждающий мрачный взгляд Джейка наконец остановился на Джо. — Он был совсем раздет. Его… понимаешь?
Лицо Джо исказилось. Он на секунду представил себе…
— Они хоть имеют представление, какая сволочь это сделала?
— Имеют. Я его выследил. — Джейк смотрел в пространство, словно видя там что-то такое, чего человеку видеть нельзя. — Ты веришь в пустые ненасытные души? — тихо спросил он.
— Верю, черт возьми! — рявкнул Джо. — Некоторые из них бывали и президентами.
— Одного я сегодня поймал. Он от меня не ушел и не смог меня убить. — Джейк улыбнулся, и улыбка эта была страшноватой. — Сегодня я получил хороший урок.
— С Новым годом, — сказал мистер Гантер, входя в магазин. — Сэмми, я хочу сделать тебе подарок ко дню рождения.
Сэмми, которая подсчитывала более чем скромную дневную выручку, перед тем как отправиться на вечернюю смену в магазин тканей, слегка забеспокоилась:
— Но мой день рождения будет только через неделю.
Шарлотта, мучившаяся над алгеброй за столиком в углу, облегченно разогнулась и повернулась к гостю, искренне радуясь возможности отвлечься. Но мама, расставлявшая по полкам баночки с витамином Е, печально посмотрела на него и сказала:
— Джо, я ведь просила вас…
— Ну, от этого ваша сестра не разъярится. У меня есть для нее неплохая работка, если она согласится. Сто долларов в час, и непыльно.
Сэм уронила счета на прилавок.
— Сто долларов в час? И до какой степени я должна раздеться? А на белье что, блестки нашить?
— Сэм! — воскликнула мама.
— Я шучу. — Сэм сварливо посмотрела на мистера Гантера. — Если раздеваться, то только до футболки.
— Да что тебе там показывать, — вмешалась Шарлотта, округлив руки перед самой большой в своем десятом классе грудью. — Ты проспала тот момент, когда господь раздавал большие…
— Шарлотта! — предостерегающе сказала мама. Мистер Гантер рассмеялся.
— Единственное, что Сэмми нужно будет обнажить, — это руки.
— Теперь вы шутите? — нахмурилась Сэм.
— Честное слово, не шучу. — Он плюхнулся на раскладной стул за прилавком и вытащил из нагрудного кармана своей розовой ковбойской рубашки визитную карточку. — У меня есть троюродная сестра на озере Ионах, ее зовут Мария Идущая-по-Тропе. Она чистокровная индианка и в начале семидесятых вернулась к старому родовому имени. Но речь не о том. Она уехала на запад учиться ювелирному мастерству у индейцев навахо. Последние лет пятнадцать работает с серебром и бирюзой, и в этом ей нет равных.
— Переведите дыхание, мистер Гантер, — перебила его Шарлотта. — У вас даже лицо покраснело.
Он подался вперед и замахал унизанной кольцами рукой, словно разгоряченный аукционист.
— Поймите, ее вещи продаются в лучших магазинах Нью-Йорка и Лос-Анджелеса. То есть даже кинозвезды покупают ее украшения.
— И Мадонна? — завороженно спросила Шарлотта. Мадонна была ее единственный идол, не имеющий отношения к кухне.
— Ш-шш, — сказала мама, отчаявшись успокоить этих двух слишком решительных девиц.
— Мария хочет сделать хорошее портфолио для своего агента в Европе, и ей нужна модель, чтобы демонстрировать ее браслеты и кольца. Вот я ей и сказал, что знаю девушку, у которой несравненные руки.
— И больше ничего не надо делать? — недоверчиво спросила Сэмми. — Я просто надену эти украшения, фотограф сделает снимки моих рук, и я получу за это сотню долларов?
— Сотню долларов в час, — уточнил мистер Гантер. — Я узнавал. Именно столько получают профессиональные модели, и видит бог, твои руки ничуть не хуже, чем у них. Мы с Марией сошлись в цене. Она и глазом не моргнула, когда я сказал ей, сколько ты стоишь.
Сэмми никак не могла опомниться.
— Значит, вы говорите серьезно. Существуют люди, которые получают большие деньги только за то, что показывают свои руки?
— Ну, если ты вспомнишь, на скольких рекламах мы видим только руки, которые что-нибудь держат, ты поймешь, почему так происходит. — Он с надеждой посмотрел на Сэмми. — Мария пригласила фотографа на следующую неделю. Она работает в собственном доме. Ты согласна, Сэмми?
— А я хотела в день ее рождения закрыть магазин, чтобы устроить ей выходной, — печально сказала мама.
— Мама, мне не нужен выходной. Мне нужна эта работа. Кроме того, она же не отнимет много времени.
— Вот это дело! — просиял мистер Гантер.
А Сэмми стала вдумчиво рассматривать свои руки. Что ж, она действительно паук, и ее научат сучить золотые нити.
* * *
Обычно в январе в горах дует пронизывающий ветер, но в этот день погода стояла теплая. Фотограф предпочел снимать при дневном свете, на улице, и установил оборудование на просторном запущенном заднем дворе дома Марии Идущей-по-Тропе.
Мария жила в огромном викторианском особняке, полном картин индейских художников, ритуальных масок, прелестных старинных вещичек из Англии и тряпичных кукол, принадлежащих ее многочисленным внукам. Сама Мария, высокая, худощавая женщина с плоским лицом, живыми черными глазами и длинными, наполовину седыми волосами, вышла к ним в джинсах, мокасинах и длинном просторном черном свитере.
Мистер Гантер представил ей Сэмми, и первое, что она сделала, — придирчиво изучила руки девушки, словно это был отдельный предмет. Руки она нашла совершенными, но слишком бледными, и мистер Гантер был немедленно послан на другой конец города к какой-то негритянке, торгующей косметикой для темнокожих. Он вернулся с тюбиком темно-шоколадного тона, пудрой того же цвета и косметической кистью, после чего ушел в дом смотреть телевизор с мужем Марии.
Сэмми сидела на раскладном стуле, положив на колени руки с зажатым в них тюбиком, и щурилась от яркого света ламп фотографа. Не обращая на нее никакого внимания, миссис Мария и фотограф суетились вокруг, обсуждая, как лучше натянуть голубую ткань, которая должна была служить фоном, и в каком порядке представлять прелестные украшения из серебра и бирюзы, разложенные пока на карточном столике.
Сегодня ей исполнилось восемнадцать лет. Она стала взрослой. Ее самоощущение наконец совпало с определением взрослости, принятым обществом. Теперь она сама отвечает за свои решения, она свободна, как птичка, — но разве она не лжет сама себе? Где эта свобода? Может быть, за эту работу и хорошо платят, но ей было как-то не по себе. Она не привыкла думать о своих руках как о предмете, ценность которого определяется лишь тем, как он выглядит.