Оруженосец - Олег Верещагин

— Гарав.

— Спасибо! — шёпотом выкрикнул мальчишка. Фередир недовольно загундел и в качестве основного довода привёл то, что он из лука выстрелит двадцать раз, пока Гарав один раз пальнёт из своего арбалета. Эйнор повёл в сторону Фередира пристальным взглядом, и оруженосец тут же осознал всю глубину своей неправоты и отправился к взбудораженным коням.

Гарав зарядил во взведённый арбалет срезень. Щит закинул за спину и всем своим видом показал, что он готов в одиночку очистить от орков все Мглистые горы. Эйнор, подойдя к нему (кстати, нуменорец был без шлема), определил на место наносье и показал кулак…

…И вот теперь они двигались по осыпи — с одного большого камня на другой. Эйнор был похож на перепархивающую большую жуткую птицу. А Гарав морщился всякий раз, когда подковки на сапогах цокали о камень. Кроме того, он начал уставать — помогала только беспощадная ругань в свой адрес. И ещё — вдруг вспомнившиеся строки…

Уж коли выбрал поле — так на нём и стой,

И не меняйся в цвете, коль билетик пустой —

Пусть меняет место, кто идёт за тобой!

О том, что лучше задохнуться, чем вдыхать этот дым,

О том, что лучше быть коричневым, чем голубым —

Пой, моя упрямая религия, пой!

Под глубоким морем, под высокой горой —

Рой, моя подземная религия, рой!

Это значит — небо близко, если пальцы в крови!

Жиденькие корни «разрешённых надежд» —

Режь, моя булатная религия, режь!

Рви, моя звериная религия, рви![43]

Туннасу было в тысячу раз хуже. Он умирал. Знал это. И всё-таки он много часов шёл сам. А я — я сам напросился. Значит, надо идти, прыгать, ползти за чёрным плащом впереди…

Потом Эйнор растаял. И Гарав даже не сразу сообразил, что это такое — но всё-таки понял вовремя и лёг тоже. И пополз, держа арбалет «на ремень» за пристёгнутую снизу «козью ножку».

Рука Эйнора легла на плечо и подтащила оруженосца к образованной двумя камнями естественной бойнице — она пряталась в тени. У Эйнора было мокрое от пота лицо и он улыбался — безжалостно и ярко. Кивнул вперёд и вниз.

До орков оставалось шагов пятьдесят — вниз по склону. А дальше кончались холмы — и Гарав мельком понял: Северное нагорье тоже кончилось, а значит они уже в Ангмаре. Но это была промелькнувшая мысль — не больше.

Внизу горел костёр. Около него — рядом с двумя конскими тушами — сидели полукругом четверо орков. Жарили мясо и переговаривались, поглядывая по сторонам.

Эйнор снова тронул Гарава за плечо. И указал другой рукой в сторону по скалам.

Секунду-другую мальчишка ничего не видел. Но потом различил голову и плечи часового-орка среди камней. Эйнор показал на арбалет.

Гарав кивнул. А Эйнор указал на костёр и провёл пальцем по воздуху дальше. Там, за гранью светового круга, явно лежали два человека.

— Я застрелю часового, — еле слышно зашептал Гарав в ухо рыцарю. — Не промахнусь. А потом?

— Бегом вниз и с ходу рубим этих, — зашептал в ответ Эйнор. — Иначе они убьют пленных. Не промахнись в часового, а то потом не найдём эту крысу в скалах.

Гарав кивнул. Устроил арбалет удобнее. И понял, что ничего не ощущает.

Расстояние маленькое, арбалет мощный, отдачи у него нет. Целиться надо в точку.

Гарав удобней приложился. Расслабился, поводил пальцем по кованой удобной скобе спуска.

«Сссссакк!» — сказал арбалет.

Гарав знал, что попал. Он даже смотреть в ту сторону не стал — вскочил на ноги, перекидывая в левую руку щит, а правой — уже на бегу — выхватывая меч.

Орки потеряли две секунды и десять шагов, прежде чем поняли, что происходит. Потом — ещё секунду и пять шагов на то, чтобы вскочить. И ещё две и десять шагов, чтобы расхватать оружие.

Остальное время у них почти целиком ушло на то, чтобы решить, кому первому бросаться на мчащихся врагов.

Гарав увидел, как Эйнор буквально смёл — подбросил в воздух плечом и опрокинул на камни — первого попавшегося на дороге орка и зарубил второго. А перед Гаравом оказалась спина — спина орка, который, визжа, бросился к пленным.

В эту спину Гарав, понимая, что не успевает, пустил меч — как дротик. Орк полетел наземь — прямо около связанных людей. Он был убит наповал — меч попал точно под левую лопатку, пробив кожаную куртку. Эйнор тем временем — Гарав этого не видел — снёс последнему орку голову и раздавил ногой горло и позвоночник тому, которого сбил с ног в начале атаки.

— Пленные живы? — спросил рыцарь, обтирая меч об орочьи лохмотья.

— Я сейчас… — Гарав потянул из убитого орка свой меч. Он ожидал, что будет противно — но испытал только досаду, что приходится прилагать усилия, клинок завяз. По примеру рыцаря быстро вытерев его, мальчишка убрал меч в ножны и, на ходу отстёгивая наносье, поспешил к неподвижно лежащим на земле людям.

Орки скрутили и избили пленных, и теперь они были без сознания, это хорошо различалось даже в неверном свете костра. А вот то, что это не люди, а эльфы, Гарав понял не сразу, только когда нагнулся ниже.

— Эйнор, это эльф… — позвал он рыцаря и подавился.

Лежавший слева эльф — золотоволосый, невысокий и хрупкий, похоже, подросток — открыл глаза.

И Гарав застыл — на колене, полувытащив из ножен кинжал.

Девушка, понял он, глядя в эти серые глаза и не замечая больше ничего — ни идеально-нежного овала лица, ни губ (сейчас разбитых, но обычно, видимо, более пухлых, чем строгие жёсткие линии эльфийских мужских ртов), — ничего. Только глаза. Таких глаз не бывает ни у мальчишек, ни у мужчин.

«Таких глаз не бывает вообще ни у кого, — подумал Гарав как-то медленно, какими-то волнами. — Не создала природа таких глаз, потому что…»

— Ты что застыл?! — рявкнул Эйнор. Блеснул рядом его кинжал. И почти тут же Эйнор заговорил на квэнья — быстро и сердито, рассекая верёвки на руках и ногах пленницы. Та оправдывалась — явно оправдывалась, хотя и с вызовом. Гарав между тем освобождал второго эльфа — молодого мужчину. И при этом косился на эльфийку. Как-то сам собой косился — и не хотел, а глаза постоянно съезжали туда.

— Ты её знаешь? — потихоньку спросил он, когда эльфы были уже свободны и, сидя на земле, растирали руки. Эйнор сердито ответил:

— Знаю. Это Мэлет, дочь Глорфиндэйла из дома Элронда — и будь я проклят, если понимаю, что она тут делает!!!

* * *

Среди людей бывают жёны-воительницы.

Правда, не так часто, как в легендах и сказках. Война — не женское дело. Женщина не может долго ездить верхом по-мужски — если хочет остаться женщиной. Женщина не должна убивать мечом — если хочет остаться человеком. Так что на свете масса причин, по которым воительница — редкость. А те, что есть — очень несчастные или очень страшные существа. Или — чаще всего — и то и другое вместе.