Над пропастью не ржи! - Татьяна Луганцева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все с аппетитом уплетали пиццу. Даже Ефросинья.
– Очень вкусно, – похвалил Вася.
– Я рада, что вам нравится. Так мы теперь и работаем – нашим дружным маленьким коллективом.
– У вас очень мило, по-домашнему, – оторвалась от еды Фрося.
– Это именно то, что я всегда желала услышать! Спасибо! – разулыбалась Валентина. И сама, как хозяйка, разлила всем в бокалы красное вино, пояснив: – Покупаем у небольшой фирмы, занимающейся выращиванием винограда и производством вина в ограниченном количестве, про которую тоже можно сказать, что у них все мило и по-домашнему. Вино очень хорошее. Я к своим посетителям отношусь, как к родным!
«Любит женщина себя похвалить, – невольно отметила про себя Ефросинья. – Хотя есть за что!»
– А вот на тебя, подруга, я сильно обиделась, – обратилась Валентина к Люсьен.
– Что так? – подняла глаза та. Она как-то подобрела, попробовав действительно хорошее вино.
– Ведь знала, где я обитаю, а не приходила. Я тебя искала, волновалась, не знала, где ты.
– Она в местном приюте жила, – сказала Фрося.
– Эх, Люсьен, Люсьен… – покачала головой Валентина.
– А что? Мне там нормально было. Крыша над головой, работа. А к тебе идти неудобно – ты ж кормить будешь, а я уж достаточно поела за твой счет, стыдно уже. Свой кусок хлеба имею, не жалуюсь!
Между тем девушка-официантка принесла еще вина и какие-то сладости.
– Спешишь, – обронила вскользь Валентина, не убирая улыбки с лица.
– А вспомнила про тебя вот почему… – начала Люсьен.
– Так я и знала! Ничего просто так не сделаешь! И что тебе потребовалось?
– Расскажи, что там у тебя вышло, – попросила вдруг Люся.
– С чем?
– Не с чем, а с кем. Почему ты так некрасиво, со скандалом, ушла от пана Людвига? Столько лет работала… Непонятно, что у вас там вышло?
– Ну, ты вспомнила! Вообще-то мне не хотелось бы об этом… Я предпочитаю хранить хорошие воспоминания.
– Но это важно! Я же помню, в последнюю нашу встречу ты даже плакала от какой-то несправедливости, допущенной по отношению к тебе. И еще говорила про какой-то листок с цифрами, – напомнила Люсьен.
– Да, да, вспомните, пожалуйста! – попросила и Фрося, как только услышала о пресловутом листке.
– Да чего вспоминать? Я прекрасно все помню… – вздохнула Валентина. – Я прибиралась, как всегда, в кабинете пана Людвига. Я делала это много раз и знала все правила и условия.
– Условия? – переспросила Люсьен.
– Пан был известным ученым, он все время что-то писал, что-то записывал, делал какие-то заметки, расчеты. Домашние строго охраняли его покой. Все соблюдали это правило, так как понимали – человек работает. А в последнее время дела у пана Людвига явно шли не в гору. Я, конечно, не лезла в дела хозяев, но все равно события происходили у меня на глазах. И я замечала… невольно, но замечала…
– Да ты не оправдывайся! Мы же ни в чем тебя не обвиняем! – успокоила женщину Люсьен и снова разлила всем вина.
Василий слушал их, но в разговор из-за непонимания темы не встревал, а только пил и ел. Причем тарелка его опустошалась с приличной скоростью.
– Так вот, я замечала, что продукты в холодильнике все хуже и хуже, дешевле и дешевле. Сам хозяин стал выглядеть как-то странно, неопрятно – глаза отсутствующие, волосы дыбом… Он подолгу закрывался у себя в кабинете, что-то там все писал, писал… А дом постепенно приходил в запустение. Я видела нарастающее недовольство дочери. В глазах же пана появилось какое-то сумасшествие. Ему стало все равно, как он выглядит, хозяин мог, полностью погруженный в свои мысли, пройти мимо меня и не поздороваться. Мог ни с того ни с сего начать кричать, что я зашла без стука в его кабинет для уборки, что кофе слишком горяч или остыл, хотя он был абсолютно такой же, как всегда. Несколько раз своими перепадами настроения пан Людвиг доводил меня до слез, а потом просил прощения. Мотивировал он это тем, что в последнее время у него очень много работы, он что-то не успевает, но скоро все наладится.
– Бедная моя Валентина! – покачала головой Люсьен. – Понятно, почему ты ушла и почему не хотела об этом вспоминать.
– Все это продолжалось довольно долго. Я думаю, что бедный пан от своей математики, от своих цифр сошел с ума… Потом Розалинда вышла замуж, и жизнь в доме стала налаживаться. Владислав взял все в свои руки. Вскоре в холодильнике опять появились хорошие продукты. Ну, вы понимаете… Только я все равно иногда слышала, как пан с дочерью ссорились. Розалинда кричала, что отец совсем ею не занимается, не желает ей личного счастья. Пан Людвиг все время проклинал какого-то «старого черта», своего друга, воткнувшего ему нож в спину. Дочь умоляла отдать ей какой-то расчет, какую-то его работу. Мол, за нее можно получить миллионы, и она будет жить со своим любимым, который тогда точно уйдет от жены, они купят остров в океане, вдали от человеческих глаз, укроются там и будут жить в свое удовольствие, собирая только… как это… проценты. А пан отвечал ей, что все так спрятал, что «старый козел» ничего не расшифрует, так что жить счастливо на его страданиях и крови они не будут. Не смотрите на меня так, говорю, что помню.
Валентина обвела печальным взглядом сидевших с открытыми ртами слушателей.
– Очень неприятная история! Такое мирное благополучное семейство просто разваливалось от того, что из каждого шкафа в доме вываливалось по скелету. Не зная конкретно, о чем они говорят, что имеют в виду, я понимала: Розалинда увязла в какой-то грязной истории с любовником много старше ее и к тому же другом пана Людвига. То есть бывшим другом. И вроде бы пан Людвиг сделал какое-то открытие и хотел заработать на нем деньги, а она уговаривала отца отдать первенство открытия ее любовнику, для которого это единственный шанс получить мировую известность, деньги и вырваться из своей страны.
Фрося опустила взгляд в свою тарелку. Трудно было поверить, но она прекрасно понимала, о ком идет речь.
– А пан Людвиг кричал дочери в ответ, что если кто и заслуживает любви и денег, так только ее муж. Вот уж чистая правда! На Владиславе ведь все и держалось. Совершенно открытый, трудолюбивый и спокойный человек. Время шло, пан Людвиг становился все агрессивнее и агрессивнее…
– Валентина, – прервала ее Фрося. – Вы думаете, что листок с цифрами и есть какой-то расчет Людвига?
– Я не знаю. Но выражение «листок с цифрами» слышала и запомнила. Как-то раз я убиралась в кабинете пана Людвига, и вдруг ворвался он и начал кричать: «Ты что тут делаешь? Что выискиваешь? Что вынюхиваешь?» Я обиделась, сказала, что ничего не вынюхиваю, а навожу порядок, впрочем, как всегда. И тут хозяин заорал жутким голосом: «Какого черта ты тут творишь? Куда ты дела мою работу?» Вид у него при этом был совершенно безумный – глаза навыкате, лицо катастрофически красное, слюна брызжет… Я подумала, что сейчас его удар хватит. Спрашиваю – что за работа? Оказывается, на столе лежал какой-то важный листок с цифрами. И тут пан Людвиг схватил меня за шиворот и принялся трясти, как грушу. Я клялась и божилась, что ничего не трогала, выбрасывала только то, что лежало в корзине для мусора, отродясь не брала ничего у него со стола. Но хозяин просто бесновался! Именно тогда я и ушла от них, а Влад мне помог. Я уже говорила, что больше ничего не хотела знать об этой семье, в которой проработала столько лет, хотя слухи все равно доходили. Вроде украли у пана что-то. Может, тот листок и украли, что сильно подкосило его пошатнувшееся здоровье.