Новый год плюс Бесконечность - Сергей Челяев

— Какой сегодня день? Ради всего святого, скажи, пожалуйста, какой сегодня день?

Голубка в испуге обернулась к Искуснику, словно ища у того помощи. Ворон на миг прикрыл один глаз, после чего невозмутимо каркнул:

— Воскресенье. Сегодня у людей воскресенье.

— Ты не ошибаешься? — тревожно спросила его Госпожа Леса, видя, как страшно взволновался Тирд.

— Нет, не ошибаюсь, — покачал головой ворон. — Затейник сегодня летал в деревню. Там была ярмарка, и нашлось чем поживиться.

Тирд медленно, без сил опустил клюв, как громом пораженный. А когда поднял голову, в его круглых глазах стоял ужас.

— Я… я опоздал…

Он все вспомнил, понял и ужаснулся. Перед глазами Тирда как во сне двигались бесконечные вереницы вьючных лошадей, обозы, груженные оружием и провиантом, отряды суровых воинов, идущие на восток. Тревога в глазах людей, живущих в столице, и больные глаза пришедших оттуда, из лесов. Враг, с которым нужно было покончить. Решительность в словах и жестах военных. И тайный, срочный полет его самого в страну лесов, на запад. С письмом, в котором было одно только слово. День выступления.

И он опоздал.

В первые минуты, когда в глазах голубя прояснилось и спала мутная пелена страха, он готов был очертя голову броситься в небо и лететь, покуда хватит сил. Голубка еле его удержала. Вернее, ее крепкие и решительные слуги.

Вороны как будто поняли всю беду и отчаяние Тирда. Затейник остался сторожить на вершине сосны, а Искусник уселся рядом с Тирдом и некоторое время разговаривал с ним. После чего голубь кивнул, а корвус, похоже, был удовлетворен исходом беседы. Единственно, что опечалило ворона, — то, что никто из них не может лететь вместо голубя, хотя бы и с торбою в клюве. Только Тирд знал дорогу, но не мог ее объяснить — в дальних полетах голубя безошибочно вели к нужному месту инстинкт и зрительная память.

Через час Затейник мягко спланировал вниз, к подножью сосны, и принялся ждать. Он важно расхаживал по снегу, изредка поглядывая вверх, на дупло; туда, где отважный Тирд готовился совершить свой первый за эти два дня полет. Голубь немного успокоился, и у него появилась слабая надежда, что за эту ночь он успеет добраться до памятной голубятни. А там уже его давно ждут и надеются на него, никогда прежде не подводившего своих хозяев и короля.

Искусник остался на ветке, рядом с Тирдом, и тихо покаркивал, давая дельные наставления, как держаться в небе и на земле, если он опять затеет падать. Голубь слушал его, пританцовывая на ветке от возбуждения, и со страхом посматривал вниз.

Первая попытка оказалась неудачной. Тирд бесславно упал, кое-как планируя на распростертых крыльях и смягчив тем самым падение. И тут ему было суждено узнать, каким образом он попал в сосновое дупло.

С дерева слетел Затейник, и оба ворона подошли к смущенному и расстроенному Тирду с боков. Голубь не успел даже крикнуть от возмущения, как черные птицы бесцеремонно ухватили его за ноги, каждый за свою, и, тяжело взмахивая крыльями, подняли Тирда обратно к дуплу. Пораженный случившимся, голубь только тяжело дышал, а корвусы тут же наперебой принялись наставлять его и указывать на ошибки. И спустя некоторое время уже сами стали подталкивать Тирда к краю ствола, понуждая, однако, не сразу мчаться вперед сломя голову, а только тихонечко слететь вниз, помогая себе крыльями.

На четвертой или пятой попытке крылья удержали Тирда в воздухе. Затем, немного отдохнув, он сумел долететь до ближайшей рощицы. Устал Тирд отчаянно, но гордость и вид голубки, ободряюще смотревшей на него, не позволили ему обратиться за помощью. И Тирд самолично вспорхнул и очутился вновь у дупла. Птицы встретили его одобрительным карканьем и, конечно же, нежным воркованием.

— Если так будет продолжаться, к утру ты сможешь лететь, — заметил Искусник.

— К утру будет поздно, — серьезно сказал Тирд. — Мое опоздание станет неотвратимым, а сейчас еще есть надежда.

— Ну, как знаешь, — ответил Искусник. И голубю показалось, что в этих кратких словах корвуса он впервые расслышал нотки грубоватого уважения.

Затейник, кажется, тоже хотел что-то сказать. Но вместо этого поворотил голову и склонил набок, прислушиваясь. После чего тревожно каркнул. Этот сигнал мог значить лишь одно: прячьтесь, да поскорее!

Тирд и голубка тут же юркнули в дупло. Искусник тщательно замаскировал ветвями отверстие, действительно очень искусно работая при этом клювом и помогая себе сильным крылом. Затейник уже сидел на вершине кроны, оглядывая с высоты лес. Он был уверен, что слух его не подвел.

Сразу же, как Искусник также укрылся в сосновой кроне, неподалеку раздалось приглушенное собачье тявканье. Два голубя, схоронившиеся в дупле, со страхом прижались друг к дружке. Сомнений не было — охотник и собака возвращались.

Но ни Тирд, ни Госпожа Леса еще не знали самого страшного. На руке человека, крепко уцепившись могучими когтями за толстую воловью кожу ловчей перчатки, покачивался грозный хабифальк. Враг вернулся.

Спустя некоторое время к дуплу подкрался Искусник и птичьими жестами объяснил голубке и Тирду, что происходит внизу. Собака бродила под деревьями, принюхиваясь к снегу. Изредка она поднимала голову и ноздрями втягивала морозный воздух, очевидно, прибегая к помощи верхового чутья. Хищная птица сидела на нижней ветке старой сухой сосны, крона которой, по всей видимости, когда-то была сломана ударом молнии. Но самое неприятное было в том, что совсем неподалеку от их сосны-убежища человек разжег костер и натаскал побольше хвороста. Это могло означать лишь одно: охотник собрался остановиться здесь на ночлег.

Ничего хуже случиться не могло.

Шли минуты; затем прошел час, за ним другой, драгоценное время Тирда истекало, как вода из дырявой голубиной поилки. Тирду нужно было на что-то решаться. Они тихо переговорили с вороном, и тот неслышно взлетел к Затейнику обсудить план спасения почтового голубя. Посовещавшись, Черный народ принялся за свое черное дело.

Первым вступил, согласно своему прозвищу, Затейник. С громким карканьем он прянул сверху и бесстрашно уселся напротив хищной птицы. Собака только мордой повела в его сторону и тут же углубилась в лес обнюхивать окрестные кусты. Хабит же не спускал мрачного взора с корвуса. Он-то прекрасно помнил этого дерзкого ворона, но, увы, никак не мог поведать об этом хозяину. Охотник тем временем что-то готовил на огне, соорудив из веточек-рогулек и пары бревнышек подобие очага.

Затейник тут же принялся прыгать с ветки на ветку и церемонно расхаживать по толстым сучьям, издевательски кланяясь хабифальку, пританцовывая и всячески стараясь вывести из себя эту чудовищную помесь ястреба, кречета и беркута. Хабит медленно поворачивал голову вслед за корвусом, с презрением глядя на его прыжки и пляски, но не трогался с места. Видимо, он догадывался, что черный корвус задирает его неспроста, а от ястреба хищная тварь унаследовала сполна врожденную этим разбойникам подозрительность и осторожность.