Каталог катастрофы - Чарлз Стросс

В подвале холоднее, чем в комнатах и коридорах первого этажа. Здесь обнаруживается сержант Пайк в расстегнутом шлеме; изо рта у него валит пар, блестящий в свете парафиновой лампы, которую кто-то сумел пробудить к маслянистой, неверной жизни.

– Где тебя носило? – спрашивает он.

Я пожимаю плечами.

– Где она, и что с ней?

Он указывает на ближайший из двух коридоров – освещенный рядом биолюминесцентных одноразовых фонарей, так что я иду по цепочке призрачных зеленых свеч. У меня вдруг сосет под ложечкой.

– Она в сознании, но никто к ней не прикоснется, пока ты не дашь добро, – отвечает Пайк.

Ну отлично. Я иду по цепочке призрачных свечек к открытой двери…

Дверь-то открыта, но в помещении безошибочно узнается камера. Кто-то поставил на пол еще одну лампу, чтобы я сумел рассмотреть все в мельчайших деталях. Комнату почти целиком занимает заклинательная установка – не пыточная машина вроде той, наверху, но и не такое уж далекое от нее устройство. На деревянном каркасе вроде кровати с балдахином установлены по углам сложные вороты. Мо растянута на спине, голая, привязана к вертикальным стойкам, но общий вид совершенно не эротический – особенно когда я вижу, что́ висит над ней на других блоках и тех же стальных кабелях, что проходят через ее кандалы. На каждом из столбов стоит катушка Теслы, в углу виднеется какой-то здоровый генератор, а половина начинки старого высокочастотного радара расположена по периметру безумного пентакля, окружающего это прокрустово устройство. Дикая смесь электрического стула и дыбы.

Ее глаза закрыты. Думаю, она потеряла сознание. Я не могу сдержаться: неуклюже расстегиваю шлем, чтобы глотнуть воздуха. Здесь холодно – прошло почти восемь часов с момента похищения, и если она здесь провела все это время, то уже на полпути к переохлаждению.

Я подбираюсь ближе, стараясь не переступить контур, выведенный на полу припоем.

– Мо?

Она вздрагивает.

– Боб? Боб! Вытащи меня отсюда!

Голос хриплый, в нем звучат нотки паники.

Я набираю полную грудь ледяного воздуха.

– Именно это я сейчас и попытаюсь сделать. Только один вопрос – как. – Оглядываюсь по сторонам. – Есть тут кто?

– Сейчас буду, – отвечает из-за двери Хаттер. – Жду командира.

Я неуклюже вытаскиваю из закрытого кармана КПК, потому что, прежде чем подойти к этой конструкции, я хочу снять показания с приборов.

– Говори со мной, Мо. Что случилось? Кто тебя сюда привязал?

– О боже, он где-то там…

Мо почти сводит судорога, и она в панике натягивает кабели.

– Прекрати! – ору я; мне и самому страшно. – Мо, не шевелись, эта штука может в любой момент упасть!

Она так резко перестает шевелиться, что кровать-дыба-установка вздрагивает.

– Что ты сказал? – спрашивает она уголком рта.

Я присаживаюсь на корточки, чтобы рассмотреть основание конструкции, на которой она лежит.

– Вот эта штука. Я тебя отвяжу, как только увижу, что она не под напряжением. Автозамыкатель. Похоже на конфигурацию Вольмана-Кнута – сейчас отключена, но, если подать напряжение на вон те катушки, дело может обернуться плохо.

Я вызвал на КПК одну интересную диагностическую программу, и встроенный сенсор гальваномагнитного эффекта выдает еще более интересные показания. Интересные в смысле старого китайского проклятья «чтоб ты жил в интересные времена», а скорей уж в них и помер.

– Она используется для некромантических призывов. Их раньше называли демонами: теперь это именуется «первичные материализации», наверное, чтобы не пугать менеджеров. Кто тебя сюда положил?

– Тот худой парень, загорелый, с немецким акцентом…

– Из Санта-Круза?

– Нет, никогда раньше его не видела.

– Черт. Друзья у него были? А вон ту штуку он установил?

Я осматриваю верхнюю часть рамы. Похожая на люстру конструкция свисает с балок этой дыбы, как жуткое трехмерное полотно гильотины: если перерезать любой из кабелей, которыми Мо привязана к распоркам, оно упадет. Не знаю, из чего оно сделано – стекло и человеческая кость точно есть, но еще цветные проводки и шестеренки, – но конечный результат будет настолько же фатальным, как если бросить лягушку в соковыжималку. Беда в том, что я совершенно не уверен, что эта проклятая штука не упадет, если кто-то подаст ток на контур.

– Нет, – отвечает Мо, но без уверенности в голосе.

Сейчас я осматриваю ножку некромантической кровати и радуюсь тому, что приложение показывает журнал: очень дерьмовые вещи тут происходили, призраки ревут в проводах, информация уничтожалась и выливалась из нашего пространства-времени через диковинную геометрию серебряных проводов и волос повешенных женщин. Вот ублюдки. Нужно задавать Мо вопросы, нужно, чтобы она говорила.

– Я спала, – рассказывает она. – Помню сон – вой ветра, очень холодно, меня куда-то несут, а я не могу пошевелиться. Будто парализовало, очень страшно и не могу дышать. А потом очнулась здесь. И он надо мной склонился. Голова болит, как с жуткого похмелья. Что случилось?

– Он что-то сказал? – спрашиваю я. – Что-то настраивал?

– Сказал, что я исполнила свое предназначение, и это будет мой последний вклад. Глаза у него были жуткие. Светились. А что значит настра…

Она пытается поднять голову, и раздается скрип, затем – зловещее гудение от панели управления в дальнем конце комнаты, на которой загорается красная лампочка.

– Вот черт, – выдыхаю я, когда открывается дверь и входят двое солдат в спецкостюмах, а свет начинает мигать.

Я вижу, как покачивается на кабелях псевдоканделябр над Мо, слышу, как скрипит рама. Она набирает в грудь воздуха, чтобы заорать, а я неуклюже запрыгиваю на кровать и прикрываю ее собой, упершись в раму ладонями и коленями.

– Режьте кабели, вытащите ее и режьте провода! – кричу я.

На одном из них я стою коленом, когда груда вулканического стекла, костей и проводов с хрустом падает на мой ранец – и я опытным путем узнаю, что она была под напряжением, а от Мо кабель уходит в землю.

Голова у меня кружится, меня тошнит, а правое колено горит огнем. Что же я…

– Боб, мы сейчас ее с тебя снимем. Слышишь меня?

Ну да, слышу. Меня сейчас вывернет. Я хриплю что-то нечленораздельное. Огромная тяжесть начинает подниматься с моей спины. Я моргаю, как идиот, глядя на доски перед собой; кто-то хватает меня за руку и тянет в сторону. Это очень больно. Кто-то (наверное, я) кричит. А потом кто-то другой орет:

– Медика!

Через несколько секунд или минут я понимаю, что лежу на спине, а кто-то колотит меня по груди. Я моргаю и пытаюсь что-то промычать.