Принцип талиона - Валерий Гуминский

Нахрена, спрашивается? За такие вещи отвечают кровью! А так бы жила сейчас третьей женой князя, а не валялась мертвой перед твоими глазами.

Так вот что случилось! Н-да, папка действительно накосячил. В этом мире, как я понял, за слова надо отвечать. И за поступки тоже. Аристократия не любит, когда ее макают в дерьмо мордой. Странно, что я не ощущаю от происходящего каких-то эмоций. Мать лежит в крови, отец содрогается в рыданиях, а я отстраненно рассуждаю о принципах «лишнего не болтай, чужого не бери».

— Тварь! — ринулся на него отец и был сбит с ног прикладом автомата. Ему уже не дали подняться, молотя ногами в башмаках со стальными вкладками. Я поморщился. Действительно, зачем было упорствовать? Подписал бы отречение от земель. Не прожили бы на доходы от своего производства? Да ну, рассказывайте! Подозреваю, что доходы были приличные, жаловаться грех. Зато теперь гордо примет смерть. Угробил жену, легко и сам умрет. Не понимаю.

Сдвоенный кашель пистолета подтвердил мои мысли.

— Берите пацана и сматываемся отсюда, — сказал Мисяй.

Мы оказались на улице. Мою колыбель нес черный маг, но даже со своего ложа я видел, как полыхает особняк. Первый этаж с погибшими гостями уже пожрало пламя, а второй еще держался в клубах едкого белесо-жирного дыма.

— Мальчишку оставь где-нибудь на огороде, вон там, где теплицы. В капусту закинь, подальше от огня, — приказал Мисяй. — Княжеское слово… не перечь, Невзор.

— Лихо оставили в живых, — буркнул Невзор, но потопал куда-то. Поставил корзинку на землю и наклонился надо мной. Я с ненавистью посмотрел в его глаза. Жаль, лица не вижу. Но имя глубоко врезалось в мою память. Невзор, я уничтожу тебя, когда вырасту!

— Раз не даете растереть злобное семя — сам подстрахуюсь, — непонятно пробормотал Невзор, вытаскивая из-за пазухи две полоски то ли кожи, то ли какой-то материи. Затем ловко обмотал одной полоской мое правое запястье и что-то резко выкрикнул. Резкая боль впилась в руку и проникла до самых глубин мозга. Меня словно опалили напалмом, термобарическим взрывом выжгло нутро. Я заорал от боли, не понимая, что произошло. Со второй рукой Невзор сотворил то же самое, но жуткое чувство боли уже было пригашено непрекращающимся огнем внутри. Своим умом я понимал, что маг уничтожает Дар, и я рискую стать обыкновенным человеком, которому неподвластны магические силы и умения. Ничего, зато я не забыл, как можно убивать одними руками. Модификаторы, невероятным образом попавшие вместе со мной в этот мир, спали внутри меня, ожидая момента, когда можно будет раскрыться и усилить мое тело. Однако уже сейчас они спасли меня, годовалого ребенка, едва ли не голым пролежавшим под открытым сентябрьским небом несколько часом, пока не приехали огнеборцы. Ну, а я все же остался Элитой, пусть и находясь сейчас в инкубационном периоде. Модификаторы будут раскрываться вместе с ростом организма. Так что, когда стану прежним — пожалеете, что оставили меня в живых.

Вот так меня и нашли в капусте. Говорил же, что ничего смешного.

Черная угрюмая туча, исподволь наползавшая с далеких лесистых холмов, казалась для горожан сущим спасением от изнуряющей жары, которая стояла уже больше недели, и по ощущениям, только усиливалась. Наступление ночи, на которую надеялись люди, не приносило облегчения в виде прохлады, а только раздражала ленивым дуновением теплых воздушным потоков, колыхающих легкие тюли и шторы на распахнутых настежь окнах.

Буквально за полчаса грозовой фронт достиг города и навис над высотными башнями новостроек, над старыми кварталами и над шпилями громоотводов. Природа затихла: птицы забились под крыши, предчувствуя надвигающееся ненастье, кошки и собаки заблаговременно убрались домой, у кого он, конечно, был, или искали надежное убежище, чтобы переждать первый шквал, который вот-вот должен обрушиться с грозного, внезапно изменившего цвет неба с желтушного на иссиня-черный.

Раскатисто громыхнуло — и пошло гулять косыми струями жесткого холодного ливня, затопившего улицы Торгуева за считанные минуты. Вспененная грязная вода забила ливневые стоки, неся кучи мусора по дорогам, обрушивалась на крыши и водопадами лилась из сточных труб на землю и асфальт. Не прошло и получаса, как белесо-свинцовый фронт потянулся дальше, туда, где чернели башни древнего монастыря, ставшего приютом для мальчишек, потерявших своих родителей на жизненном пути. Словно указующий перст божьего гнева к людям, позволившим создать странный микромир потерянных душ среди сытости и благополучия.

Но это был не просто приют. За подновленными и укрепленными стенами теперь скрывалась кадетская школа. Ее курировала «княжья чадь» — знатные бояре из различных кланов, призванные еще и для сохранения некоего статуса «независимости» данного учреждения (кстати, далеко не единственного в империи). Кураторство велось с таким же усердием, как и пополнение счетов на банковских депозитах аристократических кланов.

Впрочем, сейчас эти подробности не касались меня и всех моих сопровождающих, умудрившихся попасть под ливень по дороге к монастырю. Наша кавалькада, состоящая из трех машин, свернула с асфальтированной трассы Симбирск — Саратов, между которыми и находился Торгуев, и почти пять километров по грунтовой дороге продиралась сквозь стену дождя, отчаянно завывая и пробуксовывая на некоторых участках, не выдержавших удара стихии. Кое-где из подлесков вырывались настоящие грязевые потоки, размывая полотно в опасные для езды овраги. Если бы мы ехали на обыкновенных автомобилях, любящих гладкое покрытие — непременно застряли бы в поле или в лесу, не доехав до конечной точки. Но к монастырю продирались настоящие танки-внедорожники. Полноприводные двухтонники с высоким клиренсом, под которыми с комфортом уместились бы несколько человек, пусть и не играючи, но преодолели все препятствия.

Мне-то было плевать на мучения водителей, едва видящих в мутной завесе дождя дорогу. Я сидел в тепле и подремывал, не интересуясь происходящим снаружи. Единственное мое ожидание — когда все это закончится. Закончилось скоро. Машины подъехали к монастырю, забрызганные по самую середину дверей жидкой черно-коричневой грязью, с заляпанными фарами и капотами. Остановились перед массивными воротами, способными выдержать таран бронетранспортера, и водитель автомобиля, в котором находился я со своим важным спутником и парой его телохранителей, дал протяжный сигнал.

Никто не торопился выходить наружу, считая верхом глупости толкаться возле закрытых ворот, испытывая дискомфорт от льющего водопада с неба и тягучего ожидания, когда соизволят впустить гостей. А эти самые гости, вернее, один из них, свое реноме под дождем мочить не собирался. Ожидание, когда откроется небольшая калитка, врезанная в ворота, наконец, распахнется, постепенно перерастало в раздражение.

Калитка открылась лишь только после некоторых движений камеры наружного наблюдения, сделавшей пару-тройку поворотов, внимательно осмотревшей все машины, заодно передав изображение нарисованного герба клана Морозовых на дверях куда-то в недра помещения местной службы безопасности, или что здесь принято считать такой охраной. Оператор удовлетворился увиденным и разрешил впустить поздних гостей.