Принцип талиона - Валерий Гуминский

Ломлюсь за угол, мгновенно падаю на землю, не обращая внимания, как сечет мое обнаженное тело разнообразный мусор и мелкие камешки; перекатываюсь и без малейшего колебания стреляю по темной фигуре, стоящей возле входной двери. Идиот, думал поймать Элиту на примитивной засаде. Фигура переламывается. Контрольный в голову. Минус два. В темноте у меня зрение становится резче, только бы светошумовую гранату не использовали. Тогда сетчатке и зрительному нерву придется восстанавливаться несколько секунд, которых мне может не хватить.

Пламя пожара поднялось выше соседних крыш. С улицы доносятся вопли, кто-то требует вызвать городскую стражу и полицию. Лучше бы огнеборцев позвали, болваны! Сгорят же соседи!

Сигаю через забор, отбрасывая мысли о Сане, так и не выбравшейся наружу. Сама решили свою судьбу. Извини. Так, где еще двое? Ага, калитка распахнута — значит, парни сдрейфили, решили свалить, не попрощавшись. Послышался звук взревевшего автомобиля. Я вылетаю наружу и вижу черный седан с тонированными стеклами, от которых отражаются феерические языки пламени. Стекло задней двери бесшумно заскользило вниз. Выстрел, выстрел! Я «включил» маятник и бросился к наемникам, ощущая горячую смерть, пронесшуюся мимо виска. Мне кровь из носу нужен был «язык», которого я бы расколол тут же, возле горящего дома! И налетел, будь оно неладно! Враг знал о моих слабостях. Под ногами с противным лопающим звуком взорвалась граната, и моя сетчатка перестала реагировать на происходящее. Я оглох, но сделал единственно правильный шаг. Упал на землю и перекатился в сторону, уходя с линии огня. Наверное, это было забавное зрелище. Но не для меня. Все-таки подловили, твари!

Тяжелый удар ноги в грудную клетку припечатал меня к земле. Второй удар вышиб пистолет. Модификаторы сработали на все сто процентов, не давая костям разлететься на кусочки. Это кто же такой? Неужто Черный Палладин? Высокоранговый боец, вроде Элиты. Как говорится, один черт, только с другого ракурса. Он меня уделал. Где же прятался, скотина? Послали для поддержки основной группы, но не светили до определенного момента? Я не успеваю восстановиться. Все, амба.

— Сдохни, собака, — гортанный голос перекрыл звонкий выстрел, и для меня наступила вечная темнота. Никакой модификатор, вживленный в тело, не выдержит пули девятого калибра, выпущенной в башку с расстояния вытянутой руки. С этого момента и началась та история, о которой шла речь вначале. Вернее, началась она чуть раньше…

****

Я проснулся в холодном поту, лежа на чем-то мягком, теплом и влажном. Это что, обоссался, что ли? Немудрено, когда в тебя целятся из пистолета, а потом стреляют, вышибая мозги. Но, судя по функционированию тела, по возможности смотреть по сторонам, отмечая несуразности в окружающей обстановке, какой-то плетеный короб, в котором лежу (гроб, что ли? Оригинально!), понял, что жив. Жив, черт побери! Захотелось закричать от радости, чтобы ощутить всеми клетками своего тела, что не почудилось, что на самом деле дышу и ссусь!

И закричал. Да так, что сам не понял, почему у меня такой писклявый голос. Как у младенца. Твою дивизию! Я же реально младенец, хотя мыслю, как взрослый. И не в гробу лежу, а в колыбели! Это просто я соизмерял свое взрослое тело с окружающей обстановкой, вот и показалось, что вместо постели меня в какой-то ящик затолкали!

— Эй! Кто-нибудь! — заорал я. — Слышите меня?

Из горла вырвался непонятный визг, перешедший в тонкий щенячий скулеж. Раздался топот ног, меня подхватили чьи-то руки, теплые и мягкие, а нежный женский голос проворковал:

— Сейчас, сейчас, милый мой! Кушать захотел? Котеночек мой маленький!

— Не хочу я есть! Кто-нибудь объяснит, что здесь происходит? Эй, любезная! — я пытался достучаться до этой женщины, но вместо внятной речи я выплевывал взвизги и скулеж.

— Ой, да ты же мокрый!

Меня положили на твердую поверхность (вероятно, на стол или пеленальный комод), и я внезапно замолчал, рассмотрев, кто меня так обихаживает. Красивая молодая женщина, которой еще и двадцати лет, наверное, не было, с ясной улыбкой развернула пеленки, уверенно подтерла меня краем ткани и что-то крикнула. На ее зов явилась какая-то дородная тетка.

— Приготовь ванну, Зоя, — властно сказала женщина. — Я сейчас покормлю Колояра и помою его.

— Госпожа, мы сами можем искупать мальчика, — ответила Зоя. — Вы слишком много времени уделяете ребенку. Вам надо отдыхать.

— Он мой сын, — молодая мать склонилась надо мной и снова улыбнулась. — Ступай, Зоя, и приготовь чистые пеленки с подгузниками.

Госпожа? Колояр? Это что выходит, я каким-то образом попал в тело новорожденного принца? Или княжича? Или какого-то знатного дворянина? Имечко больно странное, что-то из древнерусских времен. Е-мое, вот так дела! Как? Кто объяснит мне, каким образом с выбитыми мозгами я снова живу? Модификаторы сработали? Если так — хвала нашим легендарным ученым! Пусть в теле ребенка, но я могу заново прожить жизнь, и понять, как такое могло произойти. И не попадаясь в такие примитивные «сладкие» ловушки. Я сейчас не заморачивался странностями происходящего. Буду думать, если больше делать нечего, кроме как есть и спать. Авось умные мысли придут в голову.

Мама — а это была именно она, и как бы я не относился к сему факту, нужно признать, что мне придется называть эту женщину мамой — взяла меня вымытого и завернутого в сухую пеленку на руки и села на кровать, потом обнажила правую грудь. Вы представляете реакцию мужика, пусть и в теле новорожденного ребенка? Вот и я замер, перестав хныкать, оглядывая полную тугую грудь с темно-коричневым соском, который мне насильно вложили в рот. Пришлось пересилить себя и начать глотать теплое молоко. Инстинкты победили. Чтобы жить, я должен питаться только таким образом, и не иначе. Разговаривать все равно не могу, да и не нужно пока. Лучше поразмыслю над своими ошибками и выработаю стратегию своего поведения.

С этого момента я стал подавать голос только в самых необходимых случаях: чтобы пеленку поменяли, покормили, поносили на руках по большому красивому дому, на улицу вынесли подышать свежим воздухом. Все остальное время я молчал, обдумывая, чем буду заниматься, когда вырасту. Такое поведение изумляло взрослых, привыкших, что мелкие постоянно плачут или спят. Я же не спал, а глазел в потолок, выучив все изгибы лепнины, каждую трещинку на ней.

Судя по разговорам отца, которого я увидел только на десятый день своего нового рождения, мне предстояло стать наследником свободного рода Волоцких, одного из Первых, как с пафосом говорил этот высокий красивый мужчина с густыми черными усами, широким волевым лицом и глазами, в которых вспыхивала нежность, когда он разговаривал с матерью. Кто такие Первые, я не мог толком понять. Что-то вроде древнейшего рода, вставшего на сторону Великих князей, собиравших разрозненные славянские племена в единый племенной союз. За это предки Волоцких получили право называться Первыми со многими привилегиями, одно из которых твердо соблюдалось: никаких вассальных договоров с клановыми князьями, ни даже с Императорским кланом. Вот так, ни больше, ни меньше. Род Волоцких должен быть свободным и владеть теми землями, которые в древности взял себе один из именитых предков.