Три пути - Сергей Ульянов

В сказках под тем, чего не ждёшь, обычно понимали ребёнка. Но откуда ребёнок у Ги? Он ведь даже ни разу… Стоило подумать — и лицо всё пунцовое. Греховные мысли в святой обители! Прости, Создатель! Отец отпадает, у него детей быть не может. Сестра? Положим, Анабель выдали замуж, пока Гийом скитался с сэром Ролланом. Но ведь и жена, и ребёнок относятся к дому мужа, а на него договор не распространялся.

Постелено-то всё мягко, но злой червь сомнения не унимался: Ги нутром чуял беду. Шомров линн точно ничего не делает просто так. Стоило устраивать целый пир ради фразы из детских сказок? Что же…

В трапезную буквально влетел незнакомец, сопровождаемый испуганным служкой. Замер, раздувая ноздри, и уставился на Ги. Тот остолбенел: у мужчины не было ни бровей, ни ресниц, ни волос — идеально гладкая голова, такой же подбородок. Половина лица изрисована синими символами. В тёмных глазах горел безумный огонь. Жалкое рубище, бывшее когда-то коричневой рясой, смердело по́том и ещё чем похуже. Ищейка Ордена Судьи!

Судья — третий и последний лик Создателя, карающий, воздающий. Члены Его Ордена денно и нощно выслеживают ведьм, колдунов, тёмных тварей. И ради победы над ними не щадят и себя. Разум Псов Господних блуждает во тьме, дабы руки могли неустанно нести пылающий меч Его…

Гийом слышал много историй про безумных монахов, но повстречать Ищейку самому до сих пор не доводилось. Говорили, их почти не осталось. Поэтому рыцарь благоговейно встал на колени и осенил себя тройным знамением.

— Славься, Создатель, Господь наш Триединый! Благослови меня, отче, на погибель еретикам, святотатцам, язычникам!

Ищейка часто заморгал и вдруг закрыл лицо ладонями. С тыльной их стороны глядели жуткие вытатуированные глаза.

— Грешен! Грешен! — пролаял безумец, погрозил Ги узловатым пальцем и умчался из трапезной так же лихо, как явился.

Сбитый с толку служка даже не сразу последовал за ним.

Гийом остался на коленях. Сердце придавило камнем. В горле пересохло. «Он всё видел… и Ты видишь, Господин мой Создатель. Чёрное клеймо, знак порока. Как искупить его? Что сделать, чтобы боль ушла?»

Чуть позже брат Атанасиус нашёл де Лера в келье за молитвой.

— Сэр Гийом, — запинаясь от волнения, проговорил монах. — За вами приехали…

***

У врат монастыря переминались вооружённые люди. Отдельно от них стоял среднего роста рыцарь в ярко-красной арангийской бригантине. Чёрные волосы обильно пересыпаны сединой, под острым носом тонкие усы, бородка клином. Из-под высокого лба с дугами аккуратных бровей щурились изжелта-карие глаза — немного раскосые, нагловатые, хитрые, как у матёрого лиса.

— Дядя Рейнар! — радостно воскликнул Гийом и выскочил за ворота.

Рейнар де Лер, улыбаясь, крепко обнял племянника. И тут же отшатнулся, заметив на лице его гримасу боли.

— Святые Праведники! Ги, что с тобой?

— Всё… хорошо, — выдохнул тот, — помяли немного в бою…

— Да, вы же отправились на войну… и вернулись! Как там старый хряк?

— Мёртв.

— Прими его Создатель, — покачал головой дядя, глаза его блеснули. — Чёрные вести — одна за другой… Воистину, близится Время Суда…

— Как вы меня нашли? — перебил Гийом.

— Проще простого, — Рейнар де Лер ухмыльнулся. — Настоятель отправил в Хэ́мптун гонца, едва ты объявился. Не хотел тебя долго потчевать, старый скряга…

Ги вдруг стало невыносимо, до кончиков ногтей стыдно. И вовсе не оттого, что доставил хлопоты священной братии. Нет. Стыдился он собственной трусости. Только сейчас он наконец осознал, что сэр Гийом де Лер, семнадцати лет от роду, наследник замка Хэмптун и окрестностей, до дрожи боялся в этот замок вернуться. Вернуться и обрести то, чего не ждал. Потому и забился в келью, как барсук в нору. Пил, ел, спал и втайне молил Создателя, чтобы так продолжалось вечно.

— Ох, мог бы и сам догадаться, — поспешно ответил он дяде. — Что отец? Опять нездоров? Поэтому не приехал?

Рейнар де Лер глубоко вдохнул, переступил с ноги на ногу и посмотрел куда-то сквозь Ги.

— Мальчик мой, я должен тебе сказать… Твой отец…

Гийом застыл как громом поражённый. Забыв дышать. Ничего не слыша. Читая по губам дяди Рейнара. Вот они замерли, и для молодого де Лера в целом мире не осталось ничего, кроме отчаяния и гнева. Как тогда, в чёрном шатре, расшитом золотом…

***

Они выпили ещё — за здравие Его Королевского Величества — после чего сэр Роллан суетливо откланялся: мол, ему пора. Гийому же он повелел остаться. Вместе со старым боровом шатёр покинул белокурый паж. Перед самым пологом он оглянулся — в васильковых глазах подрагивал страх. По спине Ги, и так порядком обескураженного, забегали мурашки. Маркис улыбнулся неожиданно добро, по-отечески, и протянул оруженосцу свой кубок.

— Возьми. — Гийом покорно принял его дрожащими руками. — Пей. — Пригубил и поморщился от странной горечи. — Пей до дна.

Вино тараном ударило в голову, тело враз стало чужим, тяжёлым. Колени подогнулись, и Ги еле устоял на ногах. Перед глазами поплыло, шатёр заполнил клокочущий смех. Могучая длань с перстнями коснулась медно-рыжих волос, потрепала де Лера по голове, словно малыша, скользнула по затылку к шее…

Касание обожгло. «Нет!» Гийом неловко вывернулся и бросил серебряный кубок в исполинскую расплывчатую фигуру. Метнулся в сторону, как затравленный зверь — слепо, отчаянно, путаясь в ногах. Сердце бешено колотилось, в сплошном хороводе тканых стен не было выхода, но де Лер упрямо рвался вперёд…

Свинцовая боль сковала затылок, в голове загудело, нездешние узоры ковра вдруг стали пугающе близкими. И кубок!.. Где Гийом уже видел этот погнутый кубок с бычьими головами? Где?!

…затылка касалось что-то прохладное, мягкое. Ги улыбнулся сквозь дрёму. Ну конечно, он дома, в Хэмптуне, а любимый щенок опять пролез к нему в кровать. Но почему так болит голова?

— Хватит, Эдди, хватит, — пробормотал он, отмахиваясь, и вздрогнул всем телом.

Пальцы коснулись чьей-то руки. Ги мигом открыл глаза и обнаружил себя распростёртым на шерстяном ковре с нездешними узорами. Приподнялся, встретился взглядом с мальчиком-пажом. Тот стоял на коленях подле де Лера, кротко прижимая к груди влажную тряпицу, словно молился. Огромные глаза полнились слезами и жалостью.

Ги вспомнил всё и поперхнулся рыданием.

Резко сел, охнул от боли. Задыхаясь от стыда, принялся натягивать подштанники и шоссы. Руки не слушались, в глазах двоилось. Де Лер с головой погружался в тёмный омут отчаяния. Скользкими донными рыбами извивались в сознании мысли. Позор на семью. Бесчестье. Грех перед Создателем. Никто не поверит. Быка не одолеть. Суд поединком не выиграть…

Вспыхнул гнев и выжег затхлый омут до дна. «Рожер де Волор — подлец без