Королева бурь - Мэрион Зиммер Брэдли

— Да падет твой грех на твою голову, Мейра. Маргали, принеси звездный камень… нет, лучше пошли за киризани[6].

Алисиана вздрогнула, хотя Микел, по сути дела, выказывал милосердие. Киризани был одним из полудюжины наркотиков, получаемых из растительных смол цветов киресета, он представлял собой фракцию осадка, которая ослабляла барьеры против телепатического контакта, обнажая разум жертвы перед допрашивающим. Это лучше, чем пытка, и все же… Она ужаснулась, глядя на непреклонную решимость, отражавшуюся на лице Алдарана, на дерзкую улыбку Мейры. Все стояли в молчании, пока не принесли киризани — дымчатого цвета жидкость в небольшой склянке прозрачного хрусталя.

Открыв склянку, Микел тихо спросил:

— Ты примешь его добровольно, Мейра, или мне приказать женщинам держать тебя и влить снадобье тебе в глотку, словно непокорной лошади?

Лицо Мейры вспыхнуло, она плюнула в лорда.

— Ты думаешь, что сможешь заставить меня говорить колдовством и наркотиками, лорд Микел? Ха! Я плюю на тебя! Тебе не нужно моего злого умысла: зло уже расползлось по твоему дому и в чреве твоей шлюхи-любовницы! Настанет день, когда ты пожалеешь о том, что не умер бездетным! Ты больше никого не возьмешь в свою постель! Ты уже сделал достаточно, когда сучка из Рокравена понесла от тебя дочь-колдунью! Моя работа закончена, ваи дом![7]

Уважительное обращение в ее устах прозвучало грубой насмешкой.

— Мне больше ничего не нужно! С этого дня ты не станешь отцом ни сыну, ни дочери, и твои чресла будут пусты, словно иссохшее дерево! Ты будешь плакать и молиться…

— Усмирите эту злобную ведьму! — приказал Микел. Маргали, стоявшая за спиной Алисианы, подняла матрикс, но женщина снова плюнула, истерически расхохоталась, ахнула и осела на пол. Маргали подошла к ней и положила руку ей на грудь.

— Лорд Алдаран, она умерла! Должно быть, она была заговорена так, чтобы умереть на допросе.

Мужчина обескураженно смотрел на безжизненное тело служанки. Вопросы, оставшиеся без ответов, замерли у него на губах.

— Теперь мы никогда не узнаем, что она сотворила и кто был врагом, пославшим ее к нам. Я готов поклясться, что Деонара ничего не знает об этом.

Но в его словах содержался невысказанный вопрос. Маргали положила руку на синий самоцвет и тихо произнесла:

— Клянусь своей жизнью, мой лорд: леди Деонара не желала зла ребенку леди Алисианы. Она часто говорила мне, что рада за вас, а я могу распознать правду.

Микел кивнул, но Алисиана видела, что морщины на его лбу и в уголках глаз не разгладились. Если Деонара, ревнуя к избраннице лорда Алдарана, желала причинить вред Алисиане, то это, по крайней мере, можно было понять. Но кто, спрашивала она себя, мог желать зла такому хорошему человеку, как Микел? Кто мог ненавидеть настолько сильно, что заслал в дом шпионку, способную погубить ребенка барраганьи, а возможно, и наложить усиленное лараном заклятье на его семя?

— Уберите ее отсюда, — наконец сказал Алдаран не совсем твердым голосом. — Повесьте ее тело на стене замка, на поживу стервятникам. Она не заслужила честного погребения.

Он бесстрастно ждал, пока стражники выносили тело Мейры. Алисиана услышала рокот грома; сначала вдалеке, затем все ближе и ближе. Но Алдаран уже шел к ней. Его голос смягчился, в нем слышалась нежность:

— Ничего не бойся, мое сокровище; ее больше нет, и зло ушло вместе с ней. Мы еще посмеемся над ее проклятиями.

Микел опустился в кресло и взял ее за руку, но через прикосновение Алисиана ощущала, что он расстроен и даже испуган. У нее же вообще не осталось сил. Проклятья Мейры звенели в ее ушах, словно эхо в каньонах Рокравена, когда еще ребенком она кричала там ради забавы, слушая, как голос возвращается к ней, многократно отразившись от каменных стен.

«Ты не станешь отцом ни сыну, ни дочери… Твои чресла будут подобны иссохшему дереву… Настанет день, когда ты пожалеешь, что не умер бездетным…» Слова вновь и вновь звучали в мозгу, оглушая и подавляя; Алисиана откинулась в кресле, едва осознавая, что происходит вокруг.

— Алисиана, Алисиана… — Женщина почувствовала, как сильные руки обнимают ее, поднимают, несут в постель. Микел положил ей под голову подушку и сел рядом, нежно гладя ее лицо. — Не следует бояться теней, Алисиана.

Вздрогнув, женщина сказала первое, что пришло в голову:

— Она прокляла тебя, мой лорд.

— Но я почему-то не чувствую, что мне угрожает опасность, — улыбаясь, отозвался лорд.

— Однако, пока я была в тягости, ты никого не брал в свою постель, как было заведено раньше.

Слабая тень омрачила лицо Микела. В этот момент их души так сблизились, что Алисиана пожалела о своих словах. Ей не следовало будить его собственный страх.

— Ну что ж, Алисиана, я уже не молод и могу несколько лун прожить без женщины. Думаю, Деонара не жалеет о свободе: мои объятия никогда не означали для нее ничего, кроме мертворожденных детей. Теперь все женщины, кроме тебя, кажутся мне не такими соблазнительными, как в молодости. Мне нетрудно воздержаться от того, что не доставило бы тебе удовольствия, но когда родится наш ребенок и ты снова поправишься, то убедишься, оказали ли слова этой злобной фурии какое-то воздействие на мою мужскую силу. Ты еще можешь подарить мне сына, Алисиана; а если и нет, то, по крайней мере, мы проведем вместе много радостных дней.

— Да будет Властелин Света благосклонен к нам, — прошептала она.

Он наклонился и нежно поцеловал ее, но эта ласка снова заставила разделить его страх.

Микел выпрямился, потрясенный собственными ощущениями.

— Сюда! — крикнул Алдаран. — Будьте у ложа моей леди и прислуживайте ей во всем.

Алисиана удержала его руку.

— Микел, я боюсь, — прошептала она и уловила его мысль: «Воистину, недоброе предзнаменование, что ей суждено рожать после злобного карканья этой ведьмы…» Одновременно ощутила суровую дисциплину, помогавшую ему сдерживать и контролировать даже свои мысли, подавляя малейшие проявления слабости.

— Ты должна думать только о нашем ребенке, Алисиана, и вливать в него свою силу, — с мягкой настойчивостью сказал он. — Думай только о ребенке и о моей любви.

Солнце клонилось к вечеру. За замком Алдаран угрожающе громоздились грозовые облака, но там, где парил Донел, небо оставалось голубым и безоблачным. Его гибкое тело вытянулось вдоль деревянного каркаса, сбитого из легких планок, между широкими крыльями из кожи, натянутыми на хрупкую основу. Увлекаемый воздушными течениями, он парил в воздухе, уравновешивая движениями рук сильные порывы ветра. Подъемная сила создавалась воздушными потоками и маленьким матриксом, вделанным в крестовину каркаса. Донел сделал планер своими руками, лишь с небольшой помощью мастеровых. Некоторые из ребят имели такие игрушки, поскольку их обучение искусству владения звездными камнями требовало развития навыков левитации. Но большинство подростков сейчас находилось на занятиях; Донел незаметно пробрался на крепостную стену и улетел, хотя знал, что в наказание ему на несколько недель могут запретить пользоваться планером. Повсюду в замке ощущались напряженность и страх.