Возвращение связного - Гелена Крижанова-Бриндзова

говорит, что у нее неудовлетворительные методы — может быть, но зато она добрая. А то, что мы с ней вытворяем, это настоящее свинство!

Его охватила злость.

— Ну погодите! — пробурчал он. С орехового куста в углу двора он срезал упругий прут и положил его в классе на стол.

Таня взглянула на прут и удивилась:

— Что это?

Класс взвыл от восторга. Учительница — и не знает, что такое розга?

Сила нахмурился.

— Это вам.

— Мне? А зачем?

— Чтобы было чем бить, когда мы валяем дурака, — процедил Сила сквозь зубы.

И снова случилось что-то неслыханное.

— Бить? — воскликнула учительница. — Вас? Я, такая маленькая, — вас, таких больших?

Она сказала это как бы в шутку, но Сила уловил в ее голосе печальную, беспомощную нотку, и в нем вдруг проснулось желание защитить ее. Такую маленькую от таких больших.

— Тихо! — заорал он и трахнул розгой по столу.

Класс на мгновение притих и тут же разразился смехом. Все решили, что Сила задумал какую-то новую шутку.

— Тихо! — снова заорал Сила. — А то как врежу…

И он угрожающе поднял кулак.

* * *

«Такая маленькая — таких больших?» Именно так она и сказала, и старшеклассники это оценили.

Она признаёт свой недостаток, а это не так уж плохо, значит, она ведет с нами честную игру. Прелесть буйства, визга и крика, рассчитанных на то, чтобы привести ее в отчаяние, как-то сразу вдруг выцвела, потеряла привлекательность, пожалуй, и смысл. Мальчикам льстило, что она признаёт их превосходство, видит в них не детей, а как бы ровню себе.

Собственно говоря, так оно и есть. Она — учительница — умнее нас, зато мы сильнее. Не такая уж она плохая учительница, и зачем нам выживать ее отсюда? Кто-то же должен нас учить, а если она уйдет, инспектор может прислать какого-нибудь жандарма, который будет глядеть на нас свысока и молотить нас, как зерно на току.

И мальчикам даже начало нравиться, что Таня такая маленькая, слабая, что она нуждается в защите. Не прошло и двух недель, как все они перешли на ее сторону. Девчонки упрямились подольше, но с этими справился Сила: стоило показать им кулак, и они притихли.

Сила Шкалак…

Таня была осторожна, она держала себя с ним так же, как с остальными, и не показывала, как она ему благодарна. В душе она даже устыдилась, поняв, как мало нужно было, чтобы привлечь его на свою сторону. Маленькая, прозрачная хитрость из учебника для педагогических институтов. Правда, в учебнике это называется не хитростью, а педагогическим приемом — или ходом? — какая разница, главное, что это ей удалось. Сила стоит за нее горой, благодаря ему Таня каждый день спокойно дает свои шесть уроков, и директору уже не приходится наводить в ее классе порядок.

Иногда он заглядывает на урок, но больше не рассуждает о неудовлетворительных методах; наоборот, недавно он даже похвалил Таню.

— География, коллега, прошла хорошо, именно так я и представляю себе настоящий урок. А вот на грамматике следовало бы подольше заниматься повторением. Повторение, коллега, — это мать всех премудростей.

— Я рада, что вы довольны, — сказала Таня, хотя ее и огорчило, что он не похвалил урок географии перед всем классом.

«Срамить меня перед всеми он мог, а вот сказать доброе слово — ни за что», — попрекала она директора в душе, но потом махнула рукой.

В конце концов, за что ее хвалить, да еще перед учениками? За один удачный урок после стольких неудачных, даже ужасных? Все-таки он оценил ее успех и старался подбодрить ее — спасибо и на этом. Если присмотреться к нему повнимательнее, не такой уж он противный, как ей казалось вначале. Немного педант, но, скажите на милость, кто же не станет педантом после тридцати пяти лет учительской работы?

* * *

Удачных уроков и удачных дней становилось все больше. Самый старший, самый трудный лабудовский класс гордился, что никто не может сравниться с их Таней. Любой урок она умела превратить в приключение. География у нее — это увлекательные путешествия в далекие края, история — захватывающий фильм о старых временах, математика и грамматика с их нудными теоремами и правилами становятся спортивным состязанием. Здесь каждый может выиграть или проиграть по очкам, нечистая игра не допускается. Не знаешь — не получишь ни очка, и тогда имей мужество признать свое поражение.

Никто не догадывался, каких утомительных, порой отчаянных усилий стоят учительнице эти уроки, сколько подводных камней приходится преодолевать ей на этом пути, чтобы сохранить тяжко завоеванный авторитет.

В Братиславе она преподавала свой любимый словацкий и историю, а здесь она ведет все предметы, и все уверены, что теорема Эвклида или химическая формула спирта для нее — пара пустяков.

Лабудовская школа слыхом не слыхивала о кабинетах или о спортивном зале, все ее учебные пособия свободно помещаются на верхней полке допотопного шкафа. Две нижние полки выделены под школьную библиотеку, на которую не польстился бы даже самый захудалый букинистический магазин.

— Это деревня, коллега, — повторил директор свою излюбленную фразу, показывая Тане шкаф, и она удрученно кивнула.

Лысое чучело ворона, белка без правого глаза и с выбитыми передними зубами, увеличительное стекло, реторта с отбитым горлышком и несколько странных предметов, отдаленно напоминающих физические приборы, — вот и все так называемые наглядные пособия.

Зато школа изобиловала географическими картами. Они украшали стены классных комнат, довольно удачно прикрывая вздувшуюся штукатурку, из-под которой выглядывали глиняные кирпичи — современники крепостного права и битвы под Аустерлицем.

Директор стоял перед ней как преступник в ожидании приговора. Впервые он так ясно понял, в какой убогой школе пришлось ему работать все эти годы. Лабудова была третьим этапом его педагогической деятельности, всего лишь третьим за тридцать пять лет. Поэтому никто не посмеет сказать, что он перелетная птица, порхавшая с места на место в поисках выгоды.

Он приехал сюда двадцать лет назад, к заявлению о приеме была приложена справка, что он регулярно ходит в церковь и на исповедь. Увидев, в каком состоянии находится школа, он ужаснулся, но тогда он был молод и полон энергии; он надеялся привести школу в порядок или даже построить новую. Главное — не падать духом. Патроном школы был богатый Нитранский капитул, а ему в одной только Лабудовой принадлежали три четверти всех земель, пан епископ и паны каноники могли бы расщедриться…

Двадцать лет он просил, угрожал, настаивал — и вот он, результат. Ничего не изменилось, только школа еще больше