Просчитать невозможно - Сергей Самаров

– Она завтра уже не работает. Уволилась… По болезни… Все поняли? Завтра с утра в банк. Потом ко мне домой.

– Понятно. Чего не понять…

* * *

Звонок на пульт к дежурному отделения милиции поступил в двадцать три часа сорок две минуты. Дежурный капитан человек аккуратный и время всегда фиксирует до минут. Так и сейчас – сразу смотрит на часы и отмечает время в журнале.

– У нас тут человека застрелили, – сообщает ленивый сонный голос. И ждет, когда его начнут с интересом и дотошно расспрашивать. Самому говорить лень.

– Где? – спрашивает дежурный.

Голос называет адрес.

– Бывшее здание заводоуправления… Этот… Чечен он, кстати… Александр Камалов… На работе задержался… К нему еще два чечена приходили… Сорок минут назад ушли… Этот… Камалов… Вышел, только к машине подошел, его и того… Шлепнули… Два выстрела… В спину и в голову… Контрольный… Я на стрельбу вышел, но уже никого не увидел…

– Кто сообщает?

– Охранник. Дежурю я тут.

– Оцепите место… Никого не подпускайте…

– Вот еще! Я на посту, не могу оставить. Сами торопитесь. Показания я дам, не боись.

Дежурный привык к такому «уважению» в собственный адрес и не отвечает на реплику. Срочно вызывает группу быстрого реагирования и выездную бригаду, не давая оперативникам доиграть последний круг в «храпа»[3].

* * *

Володя, следователь из отделения уже с места происшествия, совершив предварительный осмотр, звонит в окружную прокуратуру. Разговаривает с дежурным:

– «По тяжести» это ваше дело. Если ваши хотят «горячее» посмотреть, пусть едут.

– Я пришлю, – обещает дежурный.

Следователям отделения никогда не хочется связываться с «долгими» делами. А прокурорские следователи обычно желают принимать у них сложные случаи только после того, как менты завершат оперативную работу. Всегда приятно, когда за тебя другие бегают в поте лица.

Володя подзывает к себе командира группы быстрого реагирования.

– Проскочите по ближайшим улицам. Два чечена приходили незадолго до убийства. Вообще, «пошерстите» всех черных. Одних не найдем, подвернутся другие. Все одно – польза…

– Сделаем. – Командир группы любит такую работу и направляется к своей машине бегом.

Район прочищается быстро и основательно. За вечер и ночь задерживаются семеро лиц кавказской национальности, двое с наркотиками, двое с пистолетами, трое просто с ножами. Но внятной версии убийства все равно не просматривается…

Ясно, что это – «заказ». И еще ясно, что это очередной «висяк»[4]. Володя хвалит себя, что вовремя позвонил в окружную прокуратуру.

– Надо же! Радоваться бы такой погоде, а тут… – вздыхает подполковник Афанасьев.

– Радоваться надо всему, иначе не выживешь, – возражает подполковник Сохно. – В тебя стреляют со всех сторон, а ты радуйся, и принимай это за детскую игру.

Мартовская слякоть и рыхлая, со снегом перемешанная грязь утомляют больше, чем доставляет удовольствия по-южному яркое солнце, обещающее скорый приход тепла. Конечно, солнце подполковник Сохно тоже любит и с удовольствием смотрит вокруг, жмурясь от отраженных снегом остатков преломленных лучей. И даже на само солнце иногда бросает короткий взгляд – короткий потому, что даже временно ослепнуть не желает, что в такую погоду совсем немудрено. Слишком яркая весна пришла, слишком активная после многоснежной зимы. И от этой яркости иногда теряешь на короткие мгновения зрение. А это никак не годится в той обстановке и в тех местах, куда забралась отдельная мобильная офицерская группа полковника Согрина. И, после короткого взгляда на солнце, необходимо сразу в течение нескольких секунд смотреть на темную крону елей, густо покрывших склон горы ниже тропы, которую группа для себя выбрала. Только тогда зрение восстанавливается.

Третьи сутки изматывающего темпового маршрута с тяжеленными рюкзаками за плечами…

Третьи сутки почти без сна месят полковник и два подполковника грязь, перемешанную со снегом – монотонно, нудно, утомительно…

И при этом пересекают несколько селеопасных и лавиноопасных участков, но все, слава Богу, обходится благополучно, хотя где-то за спиной однажды слышали мощнейший природный шум. Люди так шуметь не умеют. Так величественно шумит, нарастая до леденящего кровь звука – прекрасно знают все трое! – только сорвавшийся со склона подтаявший снег, превратившийся в грязевой поток. В поток, сметающий на своем пути все…

Весна в горах время опасное!

* * *

Полковник Согрин, идущий в этот момент первым, останавливается, переводит дыхание с легким прокашливанием, и разворачивает планшет, где под пленкой раскрыта на нужном листе топографическая карта местности. Конечно, по-доброму-то, в такое время года лучше всего идти по карте свежей космической съемки, чтобы точнее ориентироваться. Но не всегда она под рукой оказывается. Да и космическая карта тоже не все будет правильно показывать, потому что с таянием снегов многое меняется прямо на глазах. В том числе и тропа – сползает по склону вместе со снегом, как живая, одушевленная, наделенная ленивым сознанием, добавляя в маршрут новую опасность – оползня.

Короткий взгляд в карту. Память полковника не подводит, и он легко определяет, что пора переворачивать ее на следующий лист – дошли до сгиба. Он вытаскивает карту и выполняет нехитрую процедуру. Теперь можно рассмотреть и то, что предстоит им впереди, хотя это все уже многократно рассмотрено и изучено досконально – указательные пальцы каждого многократно исследовали каждый сантиметр обозначенной на бумаге тропы.

– Еще час пути, – говорит подполковник Афанасьев, которого товарищи обычно называют Кордебалетом, по прозвищу, прочно укрепившемуся за подполковником еще со времен вьетнамской войны, когда он пришел младшим лейтенантом-шифровальщиком в группу тогда старшего лейтенанта Согрина[5].

Подполковник Сохно, идущий замыкающим, тоже заглядывает в карту. Видит, как палец полковника находит на тропе нужную точку, обведенную красным карандашом, и от этой точки спускается левее – здесь им тропу покидать и по снежному склону спускаться в ельник…

Сохно смотрит на часы.

– Значит, шесть часов будем отсыпаться. – И он громко и сладко, как довольный собой самодостаточный кот, зевает.

– А если этот парень чуть-чуть задержится, мы будем отсыпаться, судя по всему, еще и ночь. – Кордебалет зевает в тон Сохно. – Ночью с той стороны идти только дурак решится.