Мальчик по имени Рождество - Мэтт Хейг

– Но солнце встаёт посреди ночи! – воскликнул он.

– Правило второе: не смей со мной спорить. Никогда. Особенно если речь идёт о первом правиле.

Тётя Карлотта посмотрела на Миику, который как раз забрался по ножке стола на столешницу и теперь рыскал в поисках крошек.

– Правило третье: никаких крыс! – с неприкрытым отвращением процедила она.

– Он не крыса!

Но было уже поздно. Тётя Карлотта ухватила мышонка за хвост и, хотя тот отчаянно извивался, отнесла к двери и вышвырнула на улицу.

– Эй! Что вы себе позволяете?! – вопил Миика во всю мощь своих мышиных лёгких. Но даже так едва ли кто-то из людей мог его услышать. А тётя Карлотта захлопнула дверь, шумно принюхалась и вцепилась взглядом в куклу-репку, которая валялась на своём обычном месте – у кровати Николаса.

– И гнилых овощей я в доме тоже не потерплю! – заявила она.

– Стойте, это кукла! Посмотрите, у неё даже лицо есть! – завопил Николас.

– Знаешь, наверное, я её оставлю, – вдруг сказала тётя Карлотта, повертев репку в руках. – Может, её вонь перебьет твою.

Тетя Карлотта смерила Николаса взглядом, полным откровенного презрения. Даже на подгнившую репку она смотрела с бльшим уважением.

– Я и забыла, как ненавижу детей. Особенно мальчишек. Мелкорослые возмутители спокойствия. Ясно как день, что мой невежественный девятипалый брат слишком много тебе позволял.

Она оглядела бедный домишко.

– Отец рассказал тебе, зачем я приехала? – спросила тётя Карлотта.

– Чтобы присматривать за мной, – тихо ответил Николас.

– Ха! Ха! Ха-ха-ха-ха! – Отрывистые смешки вылетали из её рта, как летучие мыши из пещеры. Николас испуганно съёжился. Это был первый и последний раз, когда он слышал тётин смех. – Присматривать за тобой? Забавно, забавно. В каком же мире ты живёшь, раз думаешь, что люди делают добро без причины? Ты правда решил, что я приехала, потому что беспокоилась о тебе? Да я бы и шагу не сделала ради тощего, чумазого дурачка, который имеет наглость зваться моим племянником. Нет, я приехала ради денег.

– Денег? – недоумённо захлопал глазами Николас.

– Да. Твой отец пообещал мне пятьсот монет, когда вернется. На эти деньги я куплю пять домов!

– А зачем вам пять домов? – робко спросил Николас.

– Чтобы заработать ещё денег. А потом ещё.

– Значит, кроме денег, вам ничего нужно?

– Говоришь, как настоящий маленький бедняк, – фыркнула тётя Карлотта. – Так, где ты спишь?

– Вот здесь, – ответил Николас, указывая на свою кровать, а затем на другой конец комнаты. – А папа спит вон там.

Тётя Карлотта замотала головой.

– Нет, это невозможно.

– Что невозможно? – пробормотал Николас.

– Я не допущу, чтобы ты видел меня в нижнем белье! К тому же у меня зверски болит спина, так что мне понадобятся оба матраса. Ты ведь не хочешь, чтобы я страдала?

– Конечно, нет, – сказал Николас.

– Вот и прекрасно. Значит, будешь спать снаружи.

– Снаружи?

– Да, снаружи. Свежий воздух полезен для души. Никогда не понимала, почему дети так любят сидеть в четырёх стенах. Знаю, на дворе почти девятнадцатый век, но всё же. Давай, давай, кыш! Уже темнеет!

Итак, в ту ночь Николас лежал на траве у дома, укрывшись старой маминой шубой. Пятачок травы меж двух пеньков, которые папа срубил много лет назад, служил ему постелью, но сквозь скудную растительность то и дело пробивались камешки, больно коловшие спину. Дул холодный ветер. Тётя Карлотта вышла из дома и присела, подобрав нижние юбки, над дырой в земле, чтобы справить нужду. Николас было понадеялся, что она туда свалится, но тут же отругал себя за такие мысли. Тётушка вернулась в тёплый дом, а мальчик всё дрожал под усыпанным звёздами небом и прижимал к себе куклу-репку, чтобы хоть немного согреться. Он подумал о том, как несправедливо устроен мир, и о том, как было бы здорово его исправить. И пока Николас думал, мышонок Миика прошмыгнул у него под рукой и устроился на груди.

– Мне жалко тётю Карлотту, – сказал Николас. – Наверное, тяжело быть такой злой. А ты как думаешь?

– Не знаю, – ответил Миика.

Николас поднял глаза к небу. Хотя поводов для радости у него было мало, ему всё же нравилось лежать вот так и смотреть на звезды. Тем более что одна из них как раз сорвалась, чиркнув по тёмному бархату небес.

– Ты видел, Миика? Звезда упала. Значит, мы можем загадать желание.

И Николас пожелал найти способ заменить всё плохое на хорошее.

– Миика, ты веришь в волшебство?

– Я верю в сыр. Это считается? – пискнул Миика.

Николас никак не мог узнать, верит мышонок в магию или нет, но тешил себя надеждой, что да. Мальчик и его маленький хвостатый друг медленно засыпали, а холодный ветер всё дул и дул, нашёптывая им неведомые секреты ночи.

Всё лето Николас спал на улице.

И каждый день с рассвета до заката искал себе еду – по приказу тёти Карлотты. Как-то раз он снова встретил медведя. Тот встал на задние лапы, но Николас не побежал. Он замер. Стань лесом. Медведь тоже не двигался – просто стоял, вроде бы мирный, но пугающий. Этот медведь погнал его мать к колодцу. Но Николас не мог его ненавидеть.

– Посмотри на меня, – сказал Николас. – Я худой как щепка. На костях вообще нет мяса.

Словно согласившись, медведь опустился и закосолапил прочь.

Ну разве нашёлся бы в мире мальчик ещё более невезучий, чем Николас? Вообще-то, да. Его звали Гату, и он жил в Индии. Его ударила молния, когда он справлял нужду в речке. Приятного мало. Но если забыть о несчастном Гату, стоит признать, что с отъездом отца и прибытием тёти Карлотты для Николаса наступило на редкость безрадостное время. При виде грибов и трав, которые он собирал в лесу, тётушка лишь недовольно морщила нос. Единственным утешением – кроме мышонка Миики – было считать дни, недели и месяцы до возвращения отца. Для этого Николас делал зарубки на сосне, росшей неподалёку от дома.