Опасная тайна Зала фресок - Питер Мэй

— Этот человек зашел взять кое-какие бумаги.

Энцо шагнул вперед и протянул руку:

— Энцо Маклеод. — И добавил с улыбкой: — Je suis enchanté, Madame.[7]

Она пожала его руку, задержав в своей на секунду дольше, чем необходимо. Ее взгляд стал зовущим, и Энцо почувствовал, что пропал.

— Меня зовут Шарлотта, — сказала она. — Кажется, вы не француз?

— Шотландец.

— А! — Пауза. — Какие бумаги вы хотите забрать?

— Это не твое дело, Шарлотта, — перебил Роже.

— Я расследую исчезновение Жака Гейяра, — пояснил Энцо.

Раффин шумно вздохнул.

— Теперь она от вас не отвяжется. Шарлотта… психолог. — Он произнес это слово так, словно оно вызывало противный привкус во рту. — Хуже того, она специалист по криминальной психологии.

Темные брови Энцо приподнялись.

— Где же вы учились?

— По этому профилю? В США. Я провела там два года, потом вернулась и открыла собственную практику. Время от времени парижская полиция снисходит до того, чтобы спросить моего совета. — Она бросила взгляд на Раффина. — Но зарабатываю я на заурядных проблемах обычных людей, преступления не дают мне никакой выгоды.

— Я принесу тебе пакеты, — не выдержал журналист, направившись к маленькой двери слева от давно заложенного кирпичной кладкой камина.

Шарлотта подошла ближе к Энцо. Он попытался определить ее возраст. Она казалась немного моложе Роже. Чуть за тридцать, должно быть.

— Кто вы? — спросила она. — Полицейский? Частный детектив?

— Когда-то был судмедэкспертом.

Она медленно кивнула, словно это все объясняло.

Из гардеробной вышел Роже с двумя большими пластиковыми пакетами, швырнул один Шарлотте и сказал Энцо:

— Я принесу вам записи.

Он исчез за двойными дверями своего кабинета.

— Мне нужно сложить вещи, — проговорила Шарлотта и ушла в спальню.

Оставшись один, Энцо огляделся. Высокие окна гостиной выходили во двор. В одном углу книжные полки поднимались до потолка по обе стороны обеденного стола; две другие стены были сплошь увешаны натюрмортами, гравюрами с изображением сцен из греческой и римской истории, восточными tableaux[8]и подлинными старыми французскими киноафишами. Пианино у окна, древняя эмалированная плита, установленная в углублении бывшего cheminee,[9]— все казалось уместным и гармоничным, но настораживало подчеркнутое отсутствие пресловутых милых безделушек, придающих обстановке индивидуальность. У Раффина был определенный стиль в манере держаться, одежде, которую он носил, мебели, выбранной для своего дома, но ничто не выдавало сведений о его личности, словно глянцевый фасад, призванный прятать то, что находится за ним. Раффин вышел из кабинета с большим пакетом, раздувшимся под тяжестью картонных папок с бумагами.

— Вот, — сказал он, — здесь вам надолго хватит работы. — Вручив Маклеоду сумку, хозяин направился в спальню. — Извините, я на минуту.

Он плотно прикрыл за собой дверь, оставив Энцо стоять в гостиной. Маклеод тщетно пытался не слушать разъяренный шепот за зеркальными панелями. Вскоре за дверью заговорили на повышенных тонах, временами переходивших в гневные вопли. Энцо сосредоточенно рассматривал один из натюрмортов, меньше всего на свете желая становиться свидетелем чужих дрязг. Через несколько минут в спальне вновь перешли на драматический шепот, после краткой паузы дверь открылась, и на пороге появилась раскрасневшаяся от досады и смущения Шарлотта с пакетом, набитым одеждой.

— До свидания, мистер Маклеод, — сказала она на ходу, не глядя на Энцо.

За ней из спальни вышел Раффин, тоже с пылающими щеками.

— Извините, мне очень жаль. — В его тоне, однако, не слышалось ни малейшего сожаления. — Заканчивать отношения всегда тяжело. — Он кивнул на пакет в руках у Энцо: — Будете читать, звоните с любыми вопросами. А я пока оформлю договор о правах на публикацию.

Спустившись на бульвар Сен-Жермен, Энцо сразу увидел Шарлотту: она безуспешно пыталась поймать такси. Машин было еще много, все кафе работали, но ни одного такси.

Он нагнал ее у светофора.

— Может быть, позволите вызвать вам такси?

Брошенный искоса взгляд обезоружил его не хуже целой армии.

— Вы живете рядом?

— Моя квартира в двух шагах отсюда, возле института, но там нет телефона. Я имел в виду мобильный.

— О… — В ее голосе послышалось разочарование. — А я думала, вы приглашаете меня на кофе.

Такая прямота застала Энцо врасплох.

— Э-э, ну конечно. — На противоположной стороне загорелся зеленый. — Тогда нужно перейти дорогу.

Они пробирались сквозь плотную толпу, запрудившую узкую улицу Мазарини, и ориентиром им служил подсвеченный прожекторами купол Института Франции.[10]Кафе и бистро были переполнены. Разомлев от возлияний и хорошей компании, посетители говорили все громче, повсюду слышались споры и смех, эхом отдававшийся от высоких стен, между которыми ручейками прокладывали себе путь узкие средневековые улочки старого левобережного богемного квартала. Правда, теперь здесь селились исключительно нувориши нового поколения с набитыми евро бумажниками, оттягивавшими карманы дизайнерских костюмов или дорогих сумок.

Молодая женщина с ребенком на руках, обвешанная покупками, выбежала из мини-маркета, открытого до позднего часа, и столкнулась с Энцо. Консервные банки и пакеты разлетелись по тротуару.

— Merde![11]— выдохнула она.

— Je suis désoé…[12]— Энцо с Шарлоттой принялись подбирать покупки: малышка заплакала, и молодой мамаше явно не хватало рук.

— Позвольте мне. — Энцо протянул руки к ребенку. Секунду женщина колебалась, но Маклеод, видимо, внушал ей доверие. Она позволила взять девочку и быстро побросала банки в пакеты с помощью Шарлотты. Когда женщины справились с задачей, ребенок на руках Энцо уже улыбался.

— Веселая малышка, — восхитился он, строя рожицы, отчего младенец закатывался смехом. Повернувшись, он увидел, как смотрят на него Шарлотта и незнакомка, немедленно посерьезнел, отдал девочку матери и подхватил свои папки.