Альтер Эго. Обретение любви - Иван Вересов

— Ты за меня платил сегодня, в чебуречной…

— Ну… заработаешь — отдашь, не за красивые же глаза ты будешь им танец ставить. — Макс смотрел на Сергея и вдруг расхохотался. — Вот такого еще не было, чтобы я мальчиков за чебурек снимал! А-ха-ха… Ну, Сереж, ну что ты? Мы с тобой друзья прежде всего. А остальное… — он посерьезнел, — остальное, только как ты сам решишь. — Максим накрыл ладонью руку Сергея. — Я хочу, чтобы ты в балет вернулся.

“Хочу, чтобы ты в балет вернулся” — слова эти значили для Сергея гораздо больше, чем мог предположить Лазарев. Макс понял это, только когда чуть не насильно стал вытаскивать Залесского из балетного зала, состояние Сергея можно было характеризовать как одержимость. Мало того, что худобой он стал напоминать смертельно больного, а взглядом — лунатика, Сергей постоянно выпадал из реальности. Максим знал, что это музыка звучит в нем и, не имея выхода в танце, медленно сводит Залесского с ума. Так продолжаться не могло, работа в самодеятельном танцевальном коллективе не приносила ни радости, ни особого дохода. И Лазарев начал шерстить балетный мир.

Они жили вместе четвертый месяц, прошло лето, открылись новые сезоны в театрах.

Конечно, ни Мариинский, ни в Михайловский Сергея в труппу не взяли бы, но были еще коллективы. Балет Королькова, Сигаловой, Ефима Манфея. У Манфея Лазарев знал режиссера по звуку, случалось пересекаться на гейских тусовках. К нему и пошел с бутылкой армянского коньяка. Через неделю Залесского пригласили на просмотр, Сергей станцевал вариацию Актеона и был принят в солисты.

В тот вечер они пошли в ресторан “Ласточка” напротив Дома Книги на канале Грибоедова и в совершенной эйфории отметили свою победу. Не столько напились, сколько опьянели от радости, что все получилось. Строили планы.

— Теперь ты брось со мной возиться, займись дипломом, — говорил Сергей.

— Нет, — спорил Макс, — как раз теперь-то и надо тобой заниматься. Фиме палец в рот не клади, сядет и поедет, наслышан я о нем.

— У него постановки скандальные…

— Скандальные — это хорошо. Главное, чтобы платил достойно. Без меня ничего не подписывай, договорились? Теперь я буду твоим адвокатом, ты же у нас премьер, как-никак.

— Макс… постой, не шути, я серьезно хочу сказать тебе… спасибо!

— Из спасибы шубу не сошьешь, я с тебя процент возьму, — смеялся Лазарев.

— Да, — на полном серьезе подхватил Сергей, — процент! Я тебе уже сколько должен!

— Да прекратишь ли ты считаться долгами своими? Ведь обижусь…

— Ну прости. Но…

— А без “но”? Оставь нахрен эти антимонии, давай выпьем еще и пойдём уже, а то метро закроют.

Домой вернулись за полночь, лифт не работал — пошли пешком по лестнице, на своем этаже остановились на лоджии, смотрели на светящиеся квадраты окон в домах напротив, на небо над домами. Внизу в сквере подростки бренчали на гитаре, пели нестройным хором.

Ночь окутывала задумчивостью, подталкивала обниматься. Но Максим не стал. Что удержало? Черт его знает, с Залесским не выходило как с другими.

Захотелось курить. И стоять так долго, смотреть на город. Оцепенение чувств какое-то. Или страх? Скорее, неуверенность. А Лазарев не привык так, он всегда и во всем был уверен, знал, что делает. Ошибался редко, можно сказать — никогда. А тут…

— Знаешь, я так сегодня волновался, думал упаду, — признался Сергей.

— Ты чего? Я уверен был, что и открутишь, и отпрыгаешь чисто. Ты был великолепен, у Манфея челюсть отпала, я видел, как он смотрел, чуть не руки потирал.

— Правда?

— Да, ты только меня теперь слушай, чтобы Фима тебя не повязал договором. А хорошо сегодня, тепло совсем, как летом. Может, завтра на природу махнем? А то сидим в четырех стенах, я от своих зависимых и несамоуправляющихся территорий обалдел.

— А куда ты хочешь?

— Может, в Павловск? В Гатчину? Там осенью красиво. Эх, машину бы! Далеко бы поехали, к Выборгу, на берег — вот где красота!

— Поехали.

За то время, что они прожили вместе, Сергей привык не спорить с Максом, не сомневаться в решениях Лазарева. Максим освободил Залесского от всего, что мешало занятиям танцем. Зачем? Лазарев не знал, не понимал и не желал думать об этом. Восхищение Сергеем с каждым днем усиливалось и определяло все.

Была ли это любовь, или только дружба, или нечто другое? Почему он до сих пор даже не попытался сблизиться с Сергеем, а смотрел со стороны, на расстоянии? Нередко мучился неудовлетворенным желанием, тогда находил себе пару на раз.

Изначально Макс поставил между собой и Залесским преграду и не мог её преодолеть. Не был уверен, что стоит. И еще меньше был уверен, что поступает правильно.

Длинный коридор общежития был пуст и безмолвен. Свет на кухнях не горел. Максим и Сергей дошли до своей двери, Макс возился с замком и тихо матерился.

— Вторую неделю прошу Ольгу починить. Есть же слесарь…

— Давай я, — тихо смеялся Сергей, — пить надо меньше, а то и в скважину не попасть… Ну чего ты? Дай мне ключ…

— Мы сейчас еще добавим, сегодня можно.

— Нет, нам хватит уже, я завтра утром в зал пойду… Вот! Открылась.

— Какой, нахрен, зал?! Ты что. Завтра будем все утро валяться, а потом гулять поедем, договорились же!

— Верно, гулять. В Гатчину? Я там не был ни разу.

Они зашли в тесный общежитский предбанник, посовали вещи в шкаф, разулись.

Макс поддерживал в жилище чистоту и порядок, палас чуть не языком вылизывал, так что спать можно было хоть на кровати, хоть на полу. По комнате ходили босиком.

— Ну во-о-от, где тут наша заначка?

Лазарев рылся в тумбочке, а Сергей стянул на пол матрас с нижней кровати вместе с простыней, подушкой и одеялом, улегся и щелкнул пультом телевизора.

— Без звука поставь, а то Ирка снова разорется, что шумим по ночам. Нашел! — сообщил Макс и выставил на парту бутылку и стопки. — Будем пить за твое премьерство! Я вот что подумал, а если тебе к своему педагогу из академии пойти, пусть бы он с тобой частно позанимался. Не откажет.

— Он не откажет, только… я не пойду.

Вся эйфория Залесского улетучилась, он сел и принялся раздраженно щелкать по программам.

— Почему? — Макс разлил по стопкам коньяк. — Вы в ссоре расстались?

— Не знаю, я с ним не виделся и не общался с того дня, как с репетиции ушел. Яков же меня увез тогда в Финляндию. Ну а потом… — Сергей отбросил пульт, — потом поздно было извиняться. Представляю, что он обо мне думает.

— Ты не знаешь. Позвони ему, или, хочешь, я позвоню?

— Нет! — вскинулся Сергей. — Никогда не звони ему, слышишь?! Ни при каких обстоятельствах! Я тебе запрещаю!