Призрак из прошлого - Дженни Ниммо

– Ай, – вырвалось у Генри.

Его кружевная мама только укоризненно вздохнула.

– Неужели так трудно минутку постоять спокойно?

– Мне кажется, за воротничок муха залезла, – пожаловался Генри.

Его папа расхохотался, а за ним покатились со смеху братишка и сестренка Генри.

– Уймитесь же вы, наконец, – с упреком сказала кружевная мама. – Я уверена, что нашему достопочтенному фотографу решительно не смешно. Что с вами, мистер Кальдикотт?

В ответ донеслось сдавленное:

– Ничего особенного, мадам.

А потом что-то со стуком упало – Чарли не понял, фотограф или камера. Люди на фотокарточке закачались и стали расплываться, так что у Чарли голова пошла кругом.

– Ты чего такой зеленый? – забеспокоился Бенджи. Он отвел спотыкающегося Чарли в кухню, где Мейзи вытирала очень довольного Спринтер-Боба его персональным полотенцем.

– Ах, боже мой! – Мейзи в мгновение ока смекнула, что происходит. – Чарли, у тебя опять было видение?

– Оно самое, – подтвердил Бенджи.

Что-то громко затрещало на горячей сковородке. Это жарились какие-то экзотические овощи, которые принесла из зеленной лавочки Эмми Бон, мама Чарли.

– Что на этот раз, сынок? – сочувственно спросила она.

Чарли предъявил фотографию с разбитым стеклом.

– Вот, рухнула со стены, когда бабушка Бон хлопнула дверью, – объяснил он.

– Удивительно, что у нас еще весь дом не рухнул от ее хлопанья. – Мейзи быстренько перехватила у внука фотографию, которую он чуть не положил на кухонный стол, и ссыпала битое стекло на газетку. – Мадам Бон хлопает дверьми, твой дядя Патон взрывает лампочки, а твоя мама что ни день приносит из своей зеленной какие-то переспелые овощи, которые и на овощи-то не похожи. Честное слово, я начинаю подумывать о доме престарелых! Там поспокойнее.

Никто не обратил внимания на эту воркотню – к ней все привыкли. Мейзи была еще слишком молода для дома престарелых, и, кроме того, вся семья не уставала твердить ей, что если дом и рухнет, так это без ее попечения.

– Так вы знаете, кто это? – Чарли показал на фотографию. Теперь семейство было видно гораздо лучше: не мешало стекло в трещинах. Мальчик даже разглядел, что на груди у кружевной дамы приколота брошка в форме звезды.

Мама заглянула через плечо Чарли.

– Наверняка Юбимы, кто же еще, – сказала она. – Родственники бабушки Бон. Спроси лучше у нее.

– Нетушки, – наотрез отказался Чарли. – Спрошу перед сном у дяди Патона. Пошли, Бенджи.

И, прихватив фотографию и Спринтер-Боба, они перебрались в комнату к Чарли. За компьютерными играми отпущенный Чарли час пролетел незаметно. Собственно, Чарли спохватился, только когда бабушка Бон забарабанила в дверь и приказала:

– А ну живо гони собаку с постели, ей там не место!

«И как это она узнала? – подивился Чарли. – Сквозь дверь увидела, что ли? Ну да, сверхъестественные способности-то почти у всех Юбимов есть».

Мальчики неохотно оторвались от компьютера, и Чарли проводил Бенджи и Спринтер-Боба до дверей.

Когда они ушли, мальчик некоторое время постоял посреди прихожей, изучая выцветший прямоугольник обоев на том месте, где еще недавно висела фотография семейства на фоне сада. Почему же она упала? Неужели и вправду оттого, что бабушка хлопнула дверью? Чарли подозревал, что в этом доме ничего просто так не происходит, и, в частности, если уж какая-то фотокарточка грохнулась со стены, причины тому должны быть куда более таинственными, чем дурное настроение бабушки Бон.

– Может, дядя Патон знает, – задумчиво пробормотал Чарли себе под нос и поспешил наверх.

Дядя Патон, брат бабушки Бон, был младше ее лет на двадцать и совсем не походил на сестру. У него было отменное чувство юмора. Еще он умел взрывать лампочки силой воли, но чаще это получалось помимо его желания, поэтому дядя Патон большую часть дня проводил у себя в комнате, а на улицу выходил только по ночам. Ведь днем в витринах полно лампочек, а ночью, конечно, горят уличные фонари, но зато на улицах безлюдно.

Чарли забрал из своей комнаты фотографию и поскребся к дяде, не обращая внимания на строгую табличку «Не беспокоить», неизменно украшавшую дядину дверь.

Он постучал раз, другой – молчание. В ответ на третий из-за двери донеслось раздраженное:

– В чем дело?

– У меня тут фотография, дядя Патон…

– Опять голоса услышал?

– Угу.

– Так уж и быть, заходи, – утомленно позволил дядя.

Дядя Патон представлял собой долговязого мужчину с всклокоченными черными волосами. Когда он повернулся к Чарли из-за письменного стола, то сбил локтем одну из многочисленных книжных стопок.

– Тьфу ты, леший! – сердито сказал дядя. – И прочие столь же приятные персонажи!

Дядя Патон работал над историей рода Юбимов, так что ему требовалось штудировать без преувеличения горы книг.

– Ну-с, так где же пресловутое фото? Показывай! – Дядя нетерпеливо щелкнул пальцами.

Чарли послушно выложил перед ним на стол фотокарточку.

– Кто это? – спросил он.

Дядя быстро взглянул на карточку.

– Вот это – мой отец, Джеймс. – Он указал на маленького мальчика, сидящего на руках у кружевной дамы. – А вот это, – запачканный чернилами длинный палец уперся в девочку, – малышка Дафна. Умерла от дифтерии. Офицер – мой дедушка, полковник Мэнли Юбим. Весельчак был. Он тогда приехал на побывку из армии. Это было во время войны. А вот моя бабушка, Грейс. Она была художницей, и превосходной.

– А второй мальчик?

– Ой, Чарли, да вы же с ним почти на одно лицо! Я раньше этого не замечал.

– У него прическа другая, – уточнил Чарли. – Но тогда, наверно, голову этим… бриолином мазали, чтоб волосы гладко лежали. – Непослушной, вечно всклокоченной шевелюре самого Чарли не помог бы никакой бриолин.

– Да, так это же бедный Генри, – печально произнес дядя. – Он пропал.

– Как пропал? – ошарашенно спросил Чарли.

– Генри и Джеймса отправили погостить в академию Блура, потому что Дафна заболела дифтерией и умирала. Зима выдалась прехолодная. Отец долго ее вспоминал. Однажды вечером Генри играл в шарики и исчез. – Дядя задумчиво потер подбородок. – Бедный мой отец. Он вдруг остался единственным ребенком. Худо ему пришлось – он в Генри души не чаял.

– Исчез, – повторил Чарли.

– Отец подозревал, что к исчезновению Генри как-то причастен его кузен, Иезекииль. Он Генри терпеть не мог. Завидовал ему. Сам он был колдуном, но Генри природа наградила мозгами.

– Тот самый Иезекииль, который…