Револьвер для сержанта Пеппера - Алексей Парло

Выпив, Миха схватился за гитару и напел несколько новых вещей, которые предприимчивый Алик тут же записал на свой легендарный Sharp. Это, кстати, очень помогло впоследствии: в первую неделю своего членства в "Клубе…" Миха ежедневно напивался до полного беспамятства, и каждое последующее утро начиналось с того, что он требовал назад данный в долг зимой червонец, а эта запись в спорах являлась решающим доказательством того, что долг уже погашен. Со временем заседания «Клуба» прекратились ввиду окончания приёмных экзаменов, но Миха прикипел на совесть, так что в конце концов троица спаялась в единое целое.

Окончив физфак, Миха проработал месяц в каком — то НИИ, после чего навсегда распрощался с физикой, уйдя в кооператив по пошиву джинсов и в поп — музыку. Долгое время мотался он по разным группам, благодаря чему «Клуб» стал своим во всех ресторанах города и переженил половину города. А затем Миха заявил, что ему надоело объяснять всем и каждому, когда и за какую струну дёргать, и подвизался в одной из самых популярных студий звукозаписи города в качестве аранжировщика и сессионного музыканта. Это давало ему возможность в перерывах между работой записывать свои шедевры.

В итоге стал Миха домоседом и почти всё своё время проводил в поисках новых гармоний и ритмов (за исключением, разумеется, заседаний «Клуба» или общения с очередной девицей). Надо сказать, что девиц Миха любил основательно в силу периодически проявлявшейся буйности своего характера, и девицы платили ему тем же. Эта самая его основательность, то есть обязательное стремление довести партнёршу до полной и окончательной нирваны, чего бы это не стоило, побуждала многих дев надеяться на долгую и счастливую жизнь с музыкантом. Но тут уж Миха был непреклонен — жениться не хотел ни в какую. Девы, не вынося такого коварства, шли на всяческие интриги, но, видно, не родилась ещё такая…

Хотя однажды чуть было не погорел наш chansonieur, — обошёлся с девицей грубовато и при свидетелях. Дело дошло до подачи заявления в ЗАГС, и, чтобы откупиться, залез Миха в долги страшные. Именно тогда попался ему на глаза гороскоп, суливший Раку, то есть ему, Михе, несказанные несчастья в самое ближайшее время. Это явилось мощным стимулом к изучению астрологии, а вместе с ней — хиромантии, физиогномики, графологии и других оккультных наук. «Клуб» долгое время смеялся, удивлялся, возмущался до рукоприкладства, но потом привык к регулярным предсказаниям судьбы и анализу характеров. Так что теперь при знакомстве с человеком, Миха говорил не «Здравствуйте», а «Когда вы родились?». И это тоже сыграло свою зловещую роль.

— … Земляничные поляны — это круто! Так и вижу старенького Леннона в очочках, сидящего на складном стульчике под ярким солнышком посреди бескрайней зеленой поляны… И повсюду — яркие красные капли ягод. И дети… А почему вы не использовали эту песню в книге? — Яр нажал кнопку, и зазвучали по-детски чистые звуки вступления к «Strawberry fields forever».

— Не знаю. — я действительно не знал, как объяснить это. — Как-то не прозвучало. Мне ведь эта песня всегда нравилась, ещё со школы. А вот когда писал — почему-то забыл про неё.

— Значит, не нужна она там. — резюмировал Ярик.

— Значит, не нужна. — кивнул я. — А жаль…

— Nothing is real, and nothing to get hung about[1]… — как будто вступил в разговор Джон Леннон.

— У меня так бывает, когда я сочиняю. Вроде бы, придумаю такое классное разрешение темы, уже предвкушаю, как это будет отлично, а потом… не звучит. То есть, оно звучит, но как-то не вставляет… Не то! Совсем не то! И как будто кто-то шепчет на ухо: "Не то! Не нужно это использовать. У тебя есть варианты почище этого". Начинаю искать — и действительно, вдруг находится что-то такое, о чем и не думал, и подумать не мог. А оно — вот, нашлось… Как?… — развёл Яр руками.

— Вот и получается — музыку пишет Бог, и неважно, чьими руками он её играет. — я посмотрел в окно.

На противоположной стороне улицы стояла «ГАЗель» с белым фургоном, на борту которого была реклама мороженого — огромная спелая земляничка, купающаяся в пломбирных волнах, и под ней надпись: «Вкус земляники навсегда!»

— Вот тебе привет! — улыбнулся я, подзывая Яра к окну. — От Джона Леннона… или от Того, Кто пишет музыку. Я бы сказал, Strawberry taste forever.

— Да-а… — хмыкнул Яр. — Вот это — вставило!

Итак, Миха кончил играть, получил свою долю похвал, и, наконец, пришло Шурино время.

— Ну, что? Между первой и второй — перерывчик небольшой! — смакуя, произнёс он заветную фразу, и друзья наполнили свои лафитнички.

Миха поставил кассету со своим кумиром Билли Джоэлом, и далее беседа прерывалась лишь периодическими глотками. Никто никуда не спешил, и это придавало общению особую прелесть. Тем более, что Алик, отмечая свою победу над работорговцами, купил где — то по случаю ящик водки.

— Сидим плотненько! — подытожил Шура, узнав о приблизительном количестве оставшегося.

В разгар пиршества раздался телефонный звонок, и Миха после кратких переговоров объявил, что заседание грозит перейти в залегание, на что Алик незамедлительно ответил предложением выпить за закон перехода количества в качество. Предложение было принято абсолютным большинством и немедленно претворено в жизнь.

Где — то между второй и третьей бутылками в квартиру ввалились две девицы, одна из которых, как водится, была длинная, тощая и чёрная, а вторая — маленькая, пухлая и белая. Худая, Таисия, сразу положила глаз на Алика (он, впрочем, ответил ей взаимностью — кавказский синдром!) и начала жеманничать и улыбаться, а маленькая — Люся — посожалела о скудости стола и вызвалась что — нибудь приготовить для блага мужских желудков, на что один из желудков (как известно, желудок — самая эрогенная зона у мужчин), а именно Миха, ответил горячей благодарностью и готовностью помочь.

Таким образом, Шура остался один на один с зельем. Все мы знаем, что в борьбе с зелёным змием побеждает, как правило, змий. Так оно и вышло. Через некоторое время Шура отказался от лавров победителя (…победителей?..), отодвинул от себя рюмку (…рюмки?..), встал со стула (…стульев?..) и пошёл, шатаясь, к балконной двери (…или, всё — таки, дверям?..). "Головокружение от успехов…" — заплетающимся языком произнёс он, безуспешно пытаясь придать голосу стальные нотки кремлёвского горца.

Свежий морозный воздух слегка протрезвил, ядрёная «Астра» достала до мозгов не хуже бабушкиного хрена, и через десять минут Шура (он вообще — то всегда славился умением быстро трезветь…) ввалился в комнату как раз для того, чтобы увидеть торчащие в стороны тощие ляжки. Он шёпотом выматерился и прошёл в туалет. Пожурчал там в своё удовольствие и под шёпот пенных струй, в избытке предоставленных отечественным унитазом, услышал оргазмические стоны из кухни.

«Вот курвы!» — грустно сказал Шура и пошёл звонить Тамарке. Как назло, на работе у Тамарки было занято, и ему пришлось долго тыкать рабочим пальцем в нежные японские кнопки, прежде чем недовольный женский голос произнёс