Главная профессия — разведка - Всеволод Радченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Английскую и делегацию КНР возглавляли такие известные политики, как министр иностранных дел Англии Антони Иден и министр иностранных дел КНР Чжоу Эньлай. Французы, подстрекаемые американцами, намеревались вести переговоры по индонезийской проблеме «с позиции силы». Для этого в конце мая правительство Франции объявило о досрочном призыве в армию нового контингента, который должен был призываться только в конце 1954 года. Франция не скрывала, что проводит досрочный призыв в целях усиления экспедиционного корпуса в Индокитае. Американцы же, со своей стороны, угрожали прямым вмешательством в эту войну.
Конференция началась. Было согласовано, что на ней будут два сопредседателя. С нашей стороны — это Молотов, со стороны западников — это был весьма популярный в политическом мире министр иностранных дел Англии Антони Иден.
Молотов и Иден очень часто встречались наедине и, как правило, на нашей вилле. Основные вопросы согласовывались именно на этих встречах, носивших строго закрытый характер. Иден, конечно, занимал прозападную, в принципе согласованную с американцами, позицию, но был более сдержан и не пытался навязывать американскую, крайне неуступчивую и даже агрессивную позицию, которую держал госсекретарь США Джон Фостер Даллес. Интересно, что Иден, видимо, желая максимально сохранить конфиденциальность встреч с Молотовым, предложил, чтобы перевод делал только один переводчик — наш. Это был тогда Олег Трояновский. Иден заявил, что он перевод Олега лучше понимает. Я также подружился с Трояновским, и долгие годы мы были с ним в дружеских отношениях. Олег сделал блестящую дипломатическую карьеру: был послом в Японии, представителем Советского Союза в ООН и затем — послом в Китае.
В Женеву прибыла также большая делегация из Китая. Китай своим присутствием демонстрировал свою особую заинтересованность в решении вопросов Вьетнама и Юго-Восточной Азии в целом. На нашу работу это оказывало определенное влияние, так как китайцы, будучи нашими союзниками в то время, постоянно проводили «консультации» с нашей делегацией. Интересны факты, как китайцы старались демонстрировать свое присутствие в Женеве. Например, Чжоу Эньлай дал в одном из самых шикарных отелей Женевы приём. Очевидно, что нужен был подходящий, но в то же время оригинальный предлог для организации такого приёма. И он был найден: приём проводился в честь великого Чарли Чаплина, который в это время жил в Швейцарии, не в Женеве, но сравнительно недалеко, в небольшом городке Вивей. На этом приёме, естественно, почти в полном составе присутствовала и советская делегация.
Многообразными, сложными были вопросы, возникшие в ходе дискуссий на конференции. Например, разделение воюющей страны на два государства, и речь шла о создании самостоятельных государств с прямо противоположными идеологическими режимами. Решение этих вопросов — очень непростое дело, так как всплывало переплетение самых различных интересов и проблем. Холодная война уже была в полном разгаре, и это, в свою очередь, никак не увеличивало возможности сторон быстро и успешно договориться. В нашей же работе, т. е. в работе разведывательной группы, это также давало себя знать. Постоянно возникали новые проблемы, приходилось тщательно следить за всеми нюансами переговоров. Требовалась исключительно внимательная подготовка к встречам с нашими источниками — в первую очередь, а также к беседам со связями, т. е. с дипломатами других стран и с журналистами, которых было великое множество вокруг конференции. Коротков демонстрировал нам пример огромной работоспособности и необходимой в его положении особой информированности. Он фактически сам являлся «последней инстанцией», выпускающей разведывательную информацию, как для Молотова в Женеве, так и для Москвы, куда ежедневно направлялись обширные телеграммы. Коротков лично докладывал важную информацию Молотову и в этой связи ежедневно, а то и дважды в день, ездил на нашу виллу, где был штаб Молотова. Несколько раз, когда информация, получаемая, в частности, мною, носила очень срочный характер, Коротков брал на виллу и меня, на тот случай, если у главы делегации возникли бы какие-либо уточняющие вопросы. Отмечу, что на вилле Коротков чувствовал себя абсолютно своим человеком, постоянно дружески общался с помощниками Молотова, с членами делегации и с советскими послами стран, участвующих в конференции. Наши послы также были в составе делегации. Молотов всегда принимал Короткова вне всякой очереди, а для Короткова, и в целом для нашей группы, было очень важно учитывать в своей работе все нюансы интересов штаба нашей делегации и, конечно, лично главы делегации Молотова. Александр Михайлович сам не раз говорил, что важно не только доложить информацию главе делегации при поездке на виллу, но и самим «подзарядиться». Хочется сказать несколько слов об особой атмосфере товарищеского дружелюбия и взаимопонимания, которая установилась в нашей группе. Этим мы были обязаны нашему руководителю, который в условиях напряжённой работы демонстрировал простоту и, как правило, неформальные отношения со всеми товарищами. В то же время, на его примере все мы — и опытные разведчики, и начинающие (я имею в виду себя), наглядно убеждались, какое значение имеет его опыт и, я бы сказал, особое чутье в оценке, в первую очередь, информации и оперативной обстановки. У меня возникли первые официальные контакты среди западных дипломатов, но я их использовал мало, так как плотно был загружен непосредственной агентурной работой. Помню, как через некоторое время неожиданно возник вопрос о моем «прикрытии». Напомню, что я прибыл в составе делегации в группе переводчиков МИДа. Прошло уже недели три, а я, будучи действительно очень загружен по линии разведработы, даже не появлялся в комнатах отеля, где расположилась группа переводчиков. И вот однажды, во время завтрака, ко мне подошёл руководитель группы переводчиков министерства и в дружелюбном тоне сказал мне, что в их рабочем помещении существует мой стол, который меня дожидается. Я в лёгкой панике тут же доложил о состоявшемся разговоре Короткову. Секунду подумав, он сказал, что в сложившейся обстановке мне лучше вообще не появляться на рабочем месте в группе переводчиков, так как если я буду там появляться на короткое время и сразу исчезать, это только повредит делу и привлечёт ко мне ненужное дополнительное внимание. Вопрос же с руководителями прикрытия он урегулирует сам. Таким образом, этот немаловажный аспект — моё «прикрытие» — был решён на весь период конференции, которая с небольшим перерывом продолжалась почти 5 месяцев.
По нашим делам 2–3 раза мне пришлось проехаться по стране, и так как времени на туристические поездки практически не оставалось, эти выезды были для меня очень интересными. Швейцария в целом поражала не только красотами своих горных хребтов и голубых озёр, но в первую очередь — ухоженностью всех без исключения маленьких и больших городов, прекрасными (уже в то время) автомобильными дорогами, отсутствием на этих дорогах старых автомобилей, как будто все швейцарцы и даже иностранные туристы в Швейцарии ездили только на новеньких и добротных автомобилях. Этот высокий уровень жизни был заметен практически повсюду. Как-то пришлось мне заехать недалеко на французскую территорию. Французская граница от Женевы находится в 5–7 километрах, но разница в уровне жизни тогда была видна практически сразу. Многие дороги во Франции заметно нуждались в ремонте, дома в маленьких городах, видимо, не ремонтировались с довоенного времени, магазины, кафе — всё это заметно отличалось от Швейцарии. Высокий уровень жизни производил впечатление не только на меня, в первый раз выехавшего за пределы нашей страны (а мы жили тогда, большинство из нас, более чем скромно), но и на повидавших мир моих товарищей по группе, и на советских дипломатов с серьёзным стажем работы за рубежом. Запомнился такой эпизод, произошедший как-то после приёма, проводимого нашей делегацией, когда приглашённые гости уже разошлись, а члены нашей делегации ещё оставались в зале, обсуждая текущие вопросы. Среди наших дипломатов находился философ, академик Юдин, бывший тогда советским послом в Китае. Кто-то из товарищей громко спросил Юдина, как он с философской точки зрения представляет себе коммунизм в Швейцарии, и он, не задумываясь, остроумно ответил, что «это будет та же Швейцария, но с двойными чаевыми».