Золотая кровь - Люциус Шепард

– Не думаю.

Ему не хотелось поворачиваться к ней, он боялся не того, что увидит, но того, как увидит ее, не уверенный, какая из половин его души будет смотреть сквозь его глаза.

Жизель прижалась к нему, сплющив груди о его руку, липко склеив с его бедрами свои и на миг вызвав в нем отвращение.

– Как хорошо! – воскликнула она, и его поразила какая-то похотливая экзальтация в ее голосе. – Ты во мне, и я так близко к Тайнам, и все это в одно и то же время!

Он не знал, как к этому отнестись: с одной стороны, его напугало в ней такое отсутствие невинности, с другой, восхищало, что она так смогла постичь болезненную сладость жизни, оттенки гибельной игры ума и крови, что в ней пробудился восторг ценительницы чувственных утех. На миг он представил себя могущественным мужем, воплощением всяческой скверны, заключенным в черный сундук в чугунных оковах, а вслед за тем – доброй душой, отравленной нечистым поцелуем. Полный противоположных влечений и мыслей, уставший от метаний, сомнений и одолевших его злых духов, с одним лишь желанием – уснуть, он остановил взгляд на гобелене, которым была задрапирована дальняя стена. Оттуда смотрел дремучий лес с колоннами сучковатых кривых стволов, опутанных ползучей растительностью, – там притаились смутно проглядывавшие мертвенно-бледные чудовища и бежал олень, он оглядывался – не преследует ли его кто-то, спрятанный тенью. По грубой ткани как будто пробежала рябь, гобелен заструился по стене, словно он не был соткан из нитей, но был составлен из тысяч насекомых, хитроумно сцепленных друг с другом, корчащихся так, что, казалось, движется сама комната – судно, медленно плывущее в безжалостную даль, а гобелен – это иллюминатор, открывающий вид на бурление темного, ничего не прощающего мира.

На следующий вечер Бехайму нанес визит Роланд Агенор. Когда старик уселся в кресло под окном, закрытым чугунными ставнями, Бехайм, с ужасом ждавший его прихода, пустился в путаные извинения и объяснения поступка, совершенного им прошлой ночью, на обдумывание которых у него ушло больше часа. Но он не успел полностью развернуть нить доводов, над которыми так усердно трудился, – Агенор взмахом руки заставил его умолкнуть и сказал:

– У нас неприятности.

Глаза его были налиты кровью, всегда невозмутимое лицо осунулось, глубже обозначились изрезавшие лоб морщины.

Он пригладил копну белых волос, откинулся на спинку кресла, положил ногу на ногу и бросил на Бехайма озабоченный взгляд.

– Мой юный друг, я совершил нечто, – произнес он, опустил глаза и некоторое время молчал, словно сломленный чьими-то обвинениями. Наконец он продолжил: – Нечто такое, что может дать тебе возможность завоевать огромное влияние, но подвергнет тебя не меньшей опасности.

Необычное возбуждение учителя смутило Бехайма. Вспомнив ночь их знакомства, свой ужас, когда выяснилось, кто Агенор на самом деле, вспомнив, как он наконец бросил попытки сопротивляться роковому укусу, а потом долгие годы служил до посвящения и как ужас превратился затем в почтение и любовь, он иначе, свежим взглядом увидел нынешнее тяжелое положение Жизели и на миг смягчился к ней… и к самому себе.

– Я всегда доверялся вашему водительству, – попытался он подбодрить Агенора.

Тот уныло усмехнулся:

– Очень надеюсь, что ты и дальше сохранишь такое отношение ко мне.

Он подобрался, глубоко вдохнул и с силой выдохнул.

– Я только что разговаривал с Патриархом. Как я уже сказал, у нас неприятности, причем из тех, решать которые мы плохо приспособлены. Вернее, они не по плечу большинству из нас. А вот у тебя есть все качества, чтобы распутать дело, о чем я и доложил Патриарху. Он поручил расследование тебе.

– Что за расследование? – Бехайму стало интересно.

– Совершено убийство.

– Дьявол! Убили кого-то из Семьи?

– Золотистую.

Бехайм не верил своим ушам.

– Как такое могло случиться?

– На этот вопрос за всех нас должен ответить ты, мой милый юный друг. – Агенор встал, сделал шаг к окну и принялся рассматривать чугунную ставню как редкое произведение искусства. – У ее комнаты не было охраны. Кто бы мог представить себе, что такое злодеяние возможно? Правда, с ней была компаньонка – старая служанка. Где она сейчас – неизвестно. Золотистую нашли два часа назад слуги Патриарха. Кровь высосана до последней капли, тело изувечено. – Он фыркнул (видимо, от омерзения, решил Бехайм). – Должно быть, преступники, кто бы это ни был, неплохо полакомились.

– Почему вы считаете, что их было несколько?

– Просто предполагаю. Крови с лихвой хватило бы на целую компанию. Особенно учитывая, сколь опьяняюще действует напиток такой выдержки.

– Не понимаю.

– Сцеживание, при всей помпе, которой оно окружено, совсем не то священнодействие, каким его изображают. В действительности эта церемония не слишком отличается от старомодной попойки – для немногих избранных. По крайней мере, так мне об этом рассказывали. С таким же успехом можно было бы набраться неразбавленным виски. Вырабатывающееся в крови вещество действует, как алкоголь. Послушать тех, кто участвовал в этом ритуале, – вас будут уверять, что достаточно пригубить напиток, и на тебя посыплются ярчайшие откровения, прямо как во время Озаряющего Жертвоприношения.

– Золотая кровь… она тоже дает ясновидение?

– Нет, нет! Единственное окно в будущее для нас – смерть в Озаряющем Жертвоприношении. А все эти небылицы про Золотистую – лишь для того, чтобы оправдать эту оргию. Признаюсь, я в обряде никогда не участвовал, но, что там почем, знаю.

– Вы никогда не были на Сцеживании? – удивился Бехайм.

– Враги лишили меня этой чести своими интригами. – Агенор оторвался от созерцания окна. – Теперь же, – его голос дрогнул, и Бехайма поразило такое неприкрытое проявление чувств, – я больше не желаю принимать в нем участие. Дикий обычай, хоть вреда от него почти никакого. Достоинство этого сорта крови в том, что Золотистая всегда выдерживает посвящение и становится членом Семьи. Но то, что случилось на этот раз – высосать всю кровь, не знаю… – Он не закончил фразу, потом удрученно добавил: – Впрочем, уже ничего не поделаешь.

– Может быть, в Сцеживании больше смысла, чем вам представляется, – предположил Бехайм. – Не хотелось бы вас обидеть, но поскольку вы не испытали его эффекта на себе, возможно…

– Видел я их, вкусивших от Золотистой, – перебил его Агенор. – Поверь, никаких чудес не было. Зато мне довелось быть свидетелем не одного Озаряющего Жертвоприношения, и, несмотря на то, что ритуалу подвергаются осужденные за преступления против Семьи, есть что-то величественное в этом действе. Там жизнь отдается за то, чтобы узнать наше будущее. Я верю, что приговоренные понимают это, что они получают некую высшую радость, когда их приносят в жертву.