Воины Нав - Виталий Дубовский

А вообще ведьмака в селах знали как травника. Бродит по дворам, где рану вылечит, где лихорадку выгонит. Любили его к себе зазывать, он ведь платы ни с кого не требовал. Лишь говорил: «Не возьму я с тебя денег. Коли потребуется мне твоя помощь, тогда и сочтемся. Возьму все, что мне причитается. Лады?»

Да и кто же откажется от такого предложения. Кому ребенка на ноги поставил, кого от простуды смертной излечил. Вот так он и ходит-бродит по деревням, были разные слушает. Не нужно людям знать, кто он таков. Он давно уже не старится, потому каждый десяток лет меняет деревню. Ни к чему ему лишние кривотолки. Мол, живет здесь долго, а так на четыре десятка и выглядит.

— …А на утро, слышь, Стоян, кузнец-то, как ни в чем не бывало, проснулся и давай жену тузить. Мол, почему в избе не убрано, печь не натоплена. А как пошел по деревне, так с него все детишки смеются: вон глядите, богатырь наш идет.

— Ладно, Михась, устал я. Спать пойду. Да и ты отдыхай, что ли.

— Эге ж, отдыхай. Мне тут до утра еще столько работы. Днем высплюсь. Ой, повезло ж тебе с нами, Стоян, ой и повезло! Право слово, где бы ты еще таких помощников по дому сыскал. Живешь один, без бабы — кабы не мы, уже бы и крыша рухнула.

Ведьмак закрыл глаза, засыпая.

— А не врешь насчет девки-то? Взаправду привести ее в дом удумал?

Ведьмак уже спал крепким сном.

— Ну и правильно, — пробурчал домовик, — а то я упарился один тут возиться. Да и моя сердиться станет, коли баба в дом. Вот смеху-то будет…

Он хихикнул и покосился в угол за печкой, где угрюмая невидимка плела тетиву.

На дворе прокричали третьи петухи. В деревне медведичей началась обычная утренняя суета. Десятки изб поочередно заскрипели дверями, выпуская на улицу заспанных парней. Выскакивая в портках и лаптях, они бежали к сугробам и, молодцевато ахая, растирались снегом. В роду Медведя лежебок не признавали, оттого и слыли они самым зажиточным родом в округе. Кто рано встает, тому Бог дает. Это действительно был самый сильный и сплоченный род. Брат селился возле брата, дабы быть рядом на случай беды. Девками своими тоже не разбрасывались, выдавая замуж лишь за сильных молодцев. А поскольку старейшина, батька их, был мужиком неглупым, то выкупа за своих девчат не требовал. Условия были просты — коли ты достоин моей дочери, то и в род мой войти можешь. А желаешь свой род продолжать, значит, не с моей дочерью тебе жить. Так медведичи за последние пять лет и расстроились до сотни больших дворов. Правда, на поляне уже и места деревне не хватало, потому избы и жались друг к дружке потесней. А год тому, после очередной стычки со степняками, старейшина принял решение. Быть деревне оплотом обороны, хватит по лесам хорониться. И обнесли они свою деревню высоким частоколом из бревен, поставили ворота крепкие. И, по примеру горожан, над теми воротами дозорного посадили. Каждый двор стерег деревню по очереди, правда, последние ночи все спали по избам. Какие же разбойники в такой мороз в набег пустятся?

Малюта повернулся на другой бок, сонно посапывая.

— Эй, лежебоки, — сварливая мать заглянула в комнату, — а ну просыпайтесь! Третьи петухи прокричали. Малюта, ты не забыл что у тебя сегодня за день? Гляди невесту не проспи.

Потянувшись от души, парень слез с полатей, пригладил заспанную шевелюру и пошел обуваться.

— Сынок, ты давай просыпайся да иди дров наколи. А то и печь растопить нечем. А Ярославу накажи воды наносить, надо вас накормить. А то у невесты все угощение умнете с голодухи, а я перед сватами сгорю от срама.

Ярослав, юркнул вслед за старшим братом, не любил он по утрам мать выслушивать. Уж лучше сразу все дела поделать, а то никаких ушей на нее не хватит. Малюта надел тулуп на голое тело и вышел на улицу. Хороша погодка! Снежок скрипит весело, ветра нет вовсе, конек на крыше не шелохнется. Эх! Где там топор?

Играючи подхватив тяжелый колун, Малюта взялся за работу.

А в сторонке на бревне сидел отец и любовался сыном. Да, вот так молодца с матерью вырастили. Ручищи словно литые, косая сажень в плечах, да и лицом красавец. Весь в деда пошел, отец-то уже голову подымает, когда сына отчитывает. Да и работа у него всегда спорится, горит в руках. Вона как рубит, удар — чурбан пополам, удар — пополам. Ой да что там дрова — лучший охотник на деревне!

Малюта рубил дрова, наслаждаясь собственной силой. Руки все делали сами, а мысли его в то время были далеко. Чернава. Наконец-то сегодня она станет его невестой. С тех пор как приметил ее на игрищах, он не мог успокоиться. Хороша, девка! Лицом бела, кудри густые, черные. А глаза! Глаза будто угольки разгораются, коль вспылит. И походка у нее — словно лебедь плывет. Только моей тебе быть! Вот уже прошло полгода, как он отвадил от нее всех ухажеров в округе. Отбивал, не шутя, жестко, чтоб и думать о ней забыли. А она все ломается, мол, боюсь я тебя, не люб ты мне. Вот дуреха, не люб! Стерпится — слюбится! А то, что побаивается, так это и хорошо. В семье так и должно быть, что ж за муж-то, коль его жена не боится. Малюта размахнулся и вогнал колун наполовину в полено.

Ведьмак громко постучал в ворота.

— Эй, медведичи, отворяйте, замерз я совсем, согреться бы.

Шустрый малый слез со смотровой башенки.

— Сейчас, дядька Стоян, засов только сниму. Эй, Любава, травник пришел!

Мать Малюты выбежала из избы, на ходу вытирая подолом руки.

— Ну, слава Богам, успел-таки. А то мы уж на сватовство уезжать собирались. Проходи в дом, Стоян, согрейся.

Ведьмак задумался на мгновенье.

— Сватовство? Малюта, что ль, жениться собрался? Хорошее дело, давно ему пора женой обзавестись. Ну раз такие дела, негоже нам рассиживаться. Пойдем, поглядим, что там с твоей коровой стряслось.

Любава вздохнула, и они отправились в хлев.

— Ох, Стоян, с коровой все хорошо, отелилась вчера, жива, слава Богам. А вот теленочек хиленький, совсем плох, еле дышит. Я уж и водой теплой его обмывала, и молоком поить пыталась. Не ест, не пьет, того и гляди помрет.

Наклонив голову, Стоян вошел в низкие двери хлева. Сморщил нос от зловонного запаха навоза, осуждающе взглянул на пол, посыпанный несвежей соломой. Корова жевала у стойла, набираясь сил после отела. А теленок лежал в углу словно неживой. Ведьмак присел около него на корточки, положил руку на голову и замер. Через мгновенье поднялся, обернувшись к Любаве:

— Ты это, иди себе, собирайся на сватовство. Я тут и без тебя управлюсь. Будет жить твоя скотинка, еще крупней других вырастет.

Обрадованная хозяйка побежала в избу собираться. Раз Стоян сказал, что будет жить, значит, так оно и случится. Стоян никогда не подводил, толковый травник.

Ведьмак вздохнул, присаживаясь подле теленка, похлопал его по боку.

— Ну все, все, вставай малыш, просыпайся. Ты уж не серчай на Стояна, что усыпил тебя в чреве. Так надо было. Вставай, малыш, вон у мамки уж скоро вымя лопнет.