Наследие - Сергей Тармашев

«Здесь нет меня, нет праха, нет печали.

Хранит земля лишь след моей души,

В надежде на спасенье страждущего мира,

Слезы разбившейся хрустальную частицу».

На вопрос о том, в чем смысл эпитафии, лиги из монастыря уклончиво отвечали, что «след души»место, где Великая Шаро любила поразмышлять в последние дни своей жизни. Я никогда не придавал этому значения, но сегодня наткнулся на один файл, который кардинально изменил все!

Синицын выхватил из кипы следующий кусок целлулоида.

— Это данные по истории, любезно предоставленные нам ЦСГР острова Русский. Семь лет назад, во время тестирования работоспособности спутника связи, между нашими Центрами запускались различные информационные потоки. Для прогона тогда требовались файлы очень больших размеров, и поэтому использовались в основном архивные данные, так как…

— Я помню, как это происходило. — Федотов сделал жест рукой. — Не уходите в сторону, профессор.

— Да-да, конечно! — заторопился Синицын. — Так вот, многое из того архива, что отправляли нам из ЦСГР «Русский остров», оказалось на английском языке. Наиболее вероятно, что они сами получили эти данные при подобном же тестировании связи с одним из американских Центров и, судя по всему, довольно давно. К сожалению, у меня редко доходили руки до перевода, а указанный архив имеет колоссальную емкость. Но сегодня я обнаружил в архиве историческую справку, ссылающуюся на рассказ некоего очевидца. Документ датирован началом третьего десятилетия хаоса и описывает странный ритуал лигов, распространенный в окрестностях развалин американского города Лос-Анджелеса. Очевидец точно описывает место, где находится некая мемориальная плита, у которой как местные, так и пришлые лиги возносят молитвы Шаро Предрекшей. Очевидец сообщает, что под этой плитой якобы находится могила доктора Сэмюэля Уэйна, одного из ведущих генных инженеров концерна, широко известного своим предательским переходом из «Сёрвайвинг Корпорэйшн» в МАГБ. Историческая справка относит этот рассказ к разделу курьезов, питающих нынешнюю псевдорелигию лигов. Доподлинно известно, что Уэйн завершил свои дни среди лигов калифорнийского ареала. После смерти они выполнили его последнюю волю: тело доктора было сожжено на костре, прах развеян над морем. Так что могилы не существует.

Профессор позволил себе мгновение паузы, чтобы отдышаться.

— Теперь суть открытия. Надпись на той мемориальной плите в переводе на русский полностью идентична надписи на плите Новодевичьего монастыря! — Он победно посмотрел на Президента. — Вот видите! Все сходится, ошибки быть не может!

Президент продолжал молча разглядывать профессора. Пауза затягивалась. Наконец он покачал головой и произнес:

— Так что же все-таки сходится, господин Синицын? — Федотов нахмурился. — Я надеюсь, вы не хотите сказать, что под этими якобы существующими плитами и зарыто «Наследие» Великой Шаро?

Старик похолодел. Неужели ему не удалось убедить Президента? Заинтересовать хотя бы немного? Сорок лет жизни и кропотливой работы с десятками, сотнями километров архивных строк и давно забытых исторических данных… Не может быть, чтобы все это оказалось никому не нужным именно сейчас, когда он разгадал величайшую тайну цивилизации, из последних сил пытающейся выжить? Профессор собрал волю в кулак и попытался придать своему голосу как можно более решительное звучание:

— Нет, господин Президент, «Наследия» там нет. Если верить легендам лигов, то «Наследие» должно быть чем-то поистине колоссальным, чем-то, что способно спасти наш обезображенный мутациями мир и избавить от страданий самих лигов. Но я глубоко убежден, что эти две одинаковые плиты появились не просто так. Равно как и два практически одинаковых и довольно экзотических для того времени способа упокоения. Люди, подобные Великой Шаро и доктору Уэйну, не стали бы ничего делать без всякого смысла. Я уверен, все это - символы. Некий ребус, предназначавшийся потомкам. Тем, кто с высоты прошедших лет окажется в состоянии увидеть главное, сумеет отринуть тщету борьбы за власть и деньги, приведшую мир к хаосу. Плиты лежат не зря. Недаром надписи на них в точности дублируют друг друга и красноречиво дают понять, что земля под ними хранит «след души» Шаро Предрекшей. Там, под ними, лежит ключ к «Наследию»! Возможно, указатель! Господин Президент, мы должны снарядить археологический рейд! Сейчас самое удобное время: зима, сильные холода, насекомые в спячке, концентрация пыльцы не столь высока, большая половина ее видов в замороженном состоянии, низкая активность канцерогенов и токсинов, лиги и мутафауна в малоподвижной фазе, многие из них спят…

— Подсолнухи никогда не спят! — отрезал Федотов. — Да вы вообще понимаете, что предлагаете? — Похоже, Президент был близок к взрыву. — Переход за две с половиной сотни километров в одно из самых опасных мест, какое только можно себе представить. А если рейд погибнет? Такое уже бывало. А финансовая сторона вопроса? Вы хоть представляете, уважаемый профессор, во сколько обойдется Центру это ваше путешествие?

— Только горючее… — испуганно забормотал старик.

— А оно, по-вашему, из воздуха возникает?! — Президент красноречиво рубанул ладонью воздух. — Вы даже понятия не имеете, во что нам обходится его приобретение. А какие сейчас морозы?! Если, да хранит нас от этого Шаро Предрекшая, что-то из техники встанет колом на марше на таком удалении от Центра? Мы потеряем боевую единицу и тем самым уроним военную мощь! И как вы собираетесь добираться до Москвы зимой? По компасу? Спутник проходит над нами раз в шесть часов. Об этом вы подумали?

— Теоретически мы сможем добраться… — промямлил бледный, как снег, профессор. — Я все просчитал… основываясь на аэрофотосъемке… вот данные, проложенный курс…

Он трясущейся рукой протянул Президенту оставшуюся кипу распечаток.

— Теоретически? — саркастически ухмыльнулся Федотов. — Положите на стол. — Он коротко ткнул подбородком в направлении пустого угла своего стола. — Вы свободны, господин профессор. Моя помощница сообщит вам о моем решении позже. Можете идти!

— Но… господин Президент, позвольте мне объяснить…

— Ступайте, господин Синицын! Меня ждут государственные дела!

Едва Федотов произнес последнюю фразу, как двери его кабинета открылись, и на пороге появилась Сашенька.

— Прошу вас, господин профессор, — она сделала приглашающий жест, — позвольте, я помогу вам одеться.

Профессор спешно покинул президентский кабинет. Он был подавлен, раздосадован и не переставал ругать себя за столь неубедительную речь. Зато Сашенька была сама доброта. Закутывая ученого в тулуп, она ласково успокаивала старика, мол, все будет хорошо, просто сейчас Президента ждут срочные дела, но позже он детально изучит все представленные ученым документы. Наконец процесс облачения профессора в зимние одежды был завершен, и Сашенька закрыла за ним массивные двери президентской приемной.

Как только шарканье профессора стихло, она вошла в кабинет Президента и, томно улыбаясь, обвила его шею руками.