Ловушка для тигра - Николай Мороз

Девчонки опередили его — качались на качелях посреди двора. Максим подошел неслышно, остановился неподалеку. Ира, темноволосая, толстенькая, вечно чем-то недовольная, на год старше Васьки, сейчас веселилась вовсю, смеялась громко, запрокинув голову. Дочь что-то говорила ей и тоже хохотала, не замечая остановившегося рядом отца. Первой его заметила Ира, замолчала, поздоровалась и прекратила раскачиваться.

— Пап, ты чего так рано? — возмутилась Васька. — Мы же договаривались… — Серые, как у матери, глаза она прищурила по-отцовски.

— Да я просто так вышел. Могу я тоже погулять? — оправдывался Максим, а сам косился по сторонам. Кто этот человек, идущий через двор, что ему надо? А эта псина — чья она? Породистая, но без поводка и намордника, и черт знает, что у нее на уме. И что за машина остановилась перед домом, почему никто не выходит и не садится в нее?

— Можешь, — разрешила дочь, — пожалуйста, гуляй сколько хочешь.

Максим уселся на бортик песочницы, слушал болтовню девчонок и смотрел по сторонам, замечая и слыша все вокруг себя — движения, звуки, даже запахи. Васька рассказывала подружке о том, как правильно ездить на лошади. Оказывается, главное — крепко держаться за гриву и смотреть вперед, между лошадиных ушей. Максим отвернулся, чтобы дочь не видела, как он улыбается. Сам он верхом ездил отлично, научился еще в школе и даже «допрыгался» в конкуре до кандидата в мастера спорта. Потом, правда, долгое время Максиму было не до лошадей. Но в седле он держался уверенно и при первом же удобном случае сажал вместе с собой Ваську. Она вцеплялась обеими руками в переднюю луку седла, повизгивала при каждом шаге животного. А потом с поросячьим восторгом кормила с ладони лошадь яблоком или морковкой, пищала от прикосновения к руке теплых мягких конских губ.

Толстенькая Ира слушала сбивчивую Васькину речь и завистливо вздыхала. Так и гуляли втроем до тех пор, пока в конце улицы не показалась Ленка. Васька распрощалась с подругой, спрыгнула с качелей, рванула к матери, Максим двинулся следом. И продолжал украдкой осматриваться по сторонам, обернулся на резкий звук, оступился на ровном месте и едва не упал.

— Под ноги смотреть надо, товарищ капитан, — назидательно произнесла Ленка и взяла мужа под руку.

— Надо, — согласился он, следя за бежавшей к дому Васькой. — У тебя все нормально?

— Ну, в общем да. Если не считать, что премию нам не дадут — хозяин передумал, — ответила Ленка.

Премия? Да черт с ней, переживем, сейчас не это главное. Важно другое, но задать вопрос напрямую Максим не решался, все на свете имеет предел, даже безграничное Ленкино терпение. Спросить вот так, в лоб: «А не следил ли за тобой кто-нибудь?» или «Не заметила ли ты чего-то подозрительного?» — Максим не мог. Хоть самому следи за ними, а Ваську в таком случае вообще из дому не выпускать. Ага, попробуй… Каникулы, погода отличная, удержишь ее, как же! От мыслей отвлек голос жены — и свой вопрос, кажется, она повторила уже дважды:

— Мне заявление на увольнение с какого числа писать? Могут отрабатывать заставить две недели. Макс, ты меня слышишь? — И остановилась резко.

— Что? А, да хоть с завтрашнего, — очнулся Максим. — Про две недели я не знал, не хотелось бы. Как только рассчитаешься, сразу уезжаем.

— Тебя-то самого отпустят? — поинтересовалась Ленка, и Максим уверенно кивнул головой, улыбнулся невесело.

— Отпустят, еще и платочком вслед помашут, на радостях, — отозвался он и за руку потащил жену к дому. — Пошли быстрее, я есть хочу, и Фекла там голодает, — говорил он на ходу.

— Мог бы ей мышь поймать, — проворчала Ленка, — а сам ее курицей пообедать. Холодильник открыть не судьба?

Васька давно скрылась в подъезде, и Максим почти бежал к дому. В тамбуре темно, дверь в подвал вечно открыта, и черт его знает, кто может поджидать десятилетнюю девчонку в темноте. Но все обошлось, Васька уже стояла на лестничной площадке второго этажа, рядом терлась Фекла, настораживала уши.

— Тебе сколько раз говорить: вошла в квартиру, закрывай дверь! — набросился на дочь Максим, но Васька пропустила его слова мимо ушей.

— Ну все, все, мы уже пришли, — отозвалась вместо нее Ленка, вошла вместе с дочерью в квартиру.

Максим дождался, когда следом за ними прошествует кошка, переступил порог последним, захлопнул за собой дверь. Слава те, Господи, все дома, можно выдохнуть. И приготовиться к завтрашнему дню, а от того, что он принесет с собой, будет зависеть очень многое.

Удивить или хотя бы сбить с толку Максима было сложно, но, как оказывается, очень даже возможно. Для этого достаточно нескольких слов, написанных над неровными строками его рапорта «по собственному»: «Отказать. Рассмотреть на дальнейшее прохождение службы». Максим несколько раз перечитал резолюцию, потом зачем-то перевернул лист, осмотрел изнанку. Словно искал «Удовлетворить по существу» — стандартную формулировку соглашения между командиром и подчиненным. Но зря — пожелание кадровика «служить» отдавало чем-то нехорошим, не то тухлинкой, не то горечью. И опасностью, еще непонятной, невидимой пока, но близкой и неотвратимой. Максим аккуратно сложил завизированный рапорт, убрал его в папку. Достал чистый лист, устроился на подоконнике и написал еще одно прошение — точно такое же, как и первое. Для того чтобы к вечеру получить бумагу с идентичной резолюцией. Два рапорта-близнеца лежали в папке, Максим неторопливо шел к дому. Еще полгода назад подобная резолюция на рапорте «по собственному» была бы немыслима. Все это было не просто странно, Максиму казалось, что он стал действующим лицом какой-то жутковатой игры. И правил в ней нет, вернее, они будут придумываться в процессе, на ходу, сочиняться под каждый шаг актеров. Заранее спрогнозировать ничего нельзя, можно только ждать и действовать по обстановке — подчиняться, сопротивляться или пытаться ускользнуть. Был и еще один вариант — попытаться изменить обстоятельства «под себя», но на этот шаг Максим решиться не мог. Будь он один, тогда ладно, можно было бы рискнуть, но думать сейчас приходилось не только о себе. Остается ждать стартового выстрела и не прозевать первый ход.

Ожидание не затянулось, родственники погибших проявляли нетерпение. А также наглость, нахрапистость и нежелание даже выслушать другую сторону: они пострадавшие, и все тут, остальные должны быстро выполнять их пожелания. Зал суда был заполнен под завязку, Максим пытался высмотреть в толпе знакомые лица, но тщетно. Заполнившие зал непрерывно гудели, из ровного гула выделялись гортанные крики, без конца звонили мобильники. Секретарю стало плохо, но, вместо того чтобы открыть окно, женщину обвинили в неуважении к собравшимся. Ей наскоро оказали первую помощь, и после паузы заседание возобновилось, чтобы тут же прерваться: пострадавшие потребовали заменить присяжных. Адвокат семей убитых заявил, что необходимо сформировать коллегию по территориальному принципу. Присяжным «пострадавшие» заявили отвод, требуя «своих» — для преступлений, совершенных на территории республики, присяжными должны быть местные жители.

— А если это сделать невозможно, — визгливо вещал низкорослый кривоногий человечек, — то дела подлежат рассмотрению в ином, установленном законом составе суда.