Город наших надежд - Юрий Горюнов

большинство. Одним днем. Оно есть это сегодня и хорошо. Люди не хотят задумываться о будущем. Придет и будут думать. Вот ты что хочешь от будущего?

– Сказал тоже. Как минимум стать заведующим отделением.

– Вот тебе твое будущее очень нужно. Ты не знаешь, будешь заведующим отделением или нет. А мне мое будущее известно. Оно как бы есть, но меня больше устраивает мое настоящее.

– Аркадий не лезь туда, где ты ничего не понимаешь, а главное не тащи меня в эту муть с собой.

– Но все-таки интересно. Жизнь без будущего. А?

Иван внимательно смотрел на друга, слушая его бред:

– Ты живешь легко, Аркаша. Ты не видел смерти и тебе не виден был свет в конце тоннеля.

– А ты видел?

– Нет, и не тороплюсь. Но я общаюсь по работе с людьми, которые все это видели. Я не знаю, есть ли тоннель, да это и не важно.   И поверь, они точно знают, что такое будущее для них. Не берем суицид, это отклонение от нормы. Жизнь и называется жизнью, чтобы пройти весь путь во времени, что  уготован, а не прерывать его умышленно. Это больные на психику люди. Нормальные люди ценят жизнь, цепляются за нее, потому как хотят жить и в настоящем и в будущем. Оно им нужно. Ты даже не представляешь, как они цепляются за жизнь. И притом не за настоящее даже, потому, как оно плачевно, а за будущее, где они здоровы и могут мыслить. Если бы они не хотели жить в своем будущем, то и не старались бы выжить. Иногда делаешь операцию и видишь, что все конец. Ан, нет. Организм по каким-то только ему ведомым законам жизни, не дает ей угаснуть. Это не возможно понять, это надо видеть.

– По логике ты прав.

– Я прав по жизни, – прервал его Иван, – а есть там логика или нет, мне все равно. Люди хотят жить. Их не волнует прошлое, оно прожито. Они хотят испытать радость от жизни в будущем.

– Сам-то куда залез со своими рассуждениями?

– Я не залез. У меня в жизни есть компас – чужие жизни.

– И куда ведет тебя этот компас?

– В будущее, которого у тебя нет.

– Только у меня?

– У таких как ты, живущих одним днем, даже не днем, а мгновением. Прошло мгновение и хорошо. Что думать о завтрашнем дне. Пессимист ты, Аркаша. Циник. И вероятнее всего, тебе скучно жить. Вот если бы ты хотел своего будущего, то по-иному воспринимал бы мир.

– Мир  прекрасен, но жесток.

– Возможно, но на первом месте – прекрасен.

– Ты становишься философом.

– А иначе трудно. Я врач и вижу боль людей, тут по неволе задумаешься о жизни и смерти. Что такое смерть я не знаю, знаю только в физическом смысле, а вот, что такое жизнь вижу и наслаждаюсь.

– А что часто костлявая заходит?

– Бывает, но у нас строгий пропускной режим, не всегда удается прошмыгнуть не замеченной.

– А если пропуск выпишут?

– Да кто же ей выпишет? У нее же нет удостоверения личности.

– Да, личность надо иметь.

– Вот именно.

– И что ты думаешь, когда вскрываешь черепную – коробку?

– Что надо делать.

– А что видишь?

– Ну, если бы вскрыл твою, то очевидно ничего. Думаю, не увидел бы среди извилин, ни одной даже засохшей мысли. Но они же у тебя были? Куда исчезли? Или света бояться? – засмеялся он, – вот что я подумал бы.

Есть теория, что мысли материальны, – с серьезным видом продолжил Иван.

– Знаю, знаю, но все это рассуждения. Материальное, всегда является плодами духовного.

– Но бывает и наоборот. Один создает картину, она материальна, а другие наслаждаются ей духовно.

– Но сначала было духовное!

– Оно как бы размножилось.

– Ладно, хватит. Что воздух сотрясать зря.

– А что есть еще, чем сотрясать?

– Лучше помолчи, сойдешь за умного.

Аллея, на скамейке которой они сидели, просматривалась хорошо, но не за что им было зацепить свой взгляд, чтобы сменить тему.

– А чего это ты вдруг начал об этом, – прервал молчание Иван.

– Как-то сама теория выработалась.

– Выбрось эту теорию. Это цинизм, так воспринимать жизнь. Тебе просто скучно.

– Выбросить? А куда?

– Да вон в урну около скамейки.

Аркадию действительно было скучно, и он встал, подошел к урне, наклонился и стал ворошить волосы. Проходящие мимо девушки, на всякий случай постарались чуть свернуть с пути. Заметив это, Иван им пояснил:

– Не бойтесь. Это он не вшей гоняет. Пытается дурные мысли из головы выбросить.

Они засмеялись и одна спросила: – И что много их?

– Да вот уже минут пятнадцать мучается.

– Значит есть что выбрасывать, хуже когда выбрасывать нечего.

– Девушки постойте, – Иван встал, а Аркадий повернулся, – присядьте.  Мы точно не заразные. Если честно, то вот ему скучно, мы просто так сидим. Посидите с нами, мы приставать не будем.

Девушки, а их было три, переглянулись и подошли к скамейке.

– А почему, вы не будет приставать, – спросила брюнетка.

– Повода нет. Он считает, что у него нет будущего, а раз его нет, то смысл приставать, все равно вас там нет. А я просто из солидарности с другом, хотя будущее свое хочу увидеть.

– Очень глубоко.

– А хотите мороженное? – спросил Аркадий.

– Хотим.

– Иван, развлеки девушек, про мысли расскажи, про мозги, а я быстро.

Аркадий пошел вдоль аллеи к ближайшей тележке с мороженным. Когда он отошел, то все та же девушка спросила:

– Что он имел ввиду?

– Это мы сейчас просто развлекались с ним. Я врач нейрохирург и вот сказал ему, кстати, Иван, он – Аркадий, что ни разу вскрывая череп, не видел даже засохшей мысли, говоря про его мозги.

– Может быть, вам не повезло, меня зовут Ася.

Иван вздохнул: – Возможно. Но я практик и всегда хочется все потрогать руками. А вы чем на жизнь промышляете?

– Мы студентки, – подключилась блондинке, – учимся на экономическом.

– Ясно, занимаетесь тем, чего у нас нет.

– Примерно так.

В это время подошел Аркадий и подал девушкам мороженное: Тебе Иван не принес, ты злой сегодня, а с горчицей не было.

Девушки поблагодарили за мороженное.

– Что ты им тут наговорил, пока я занимался поставками мороженного?

– Про твой скудный внутренний мир.

– И?

– Они очень тебе сочувствуют и возьмут на поруки.

– А ты что за них отвечаешь?

– Тебя разве не учили в детстве «когда я ем, я глух и нем».

Девушки фыркнули.

– Мы умеем говорить. А почему мир скудный?

– Нет, мир богат. Это внутренний мир скудный. Заполнить нечем. Пробелы в эстетическом воспитании.

– Трудное детство? – спросила Ася