Солнце клана Скорта - Лоран Годе

* * *

Позвали дона Джорджо, и он всю ночь, как и положено, бодрствовал над бренными останками старой девы. Соседки вызвались обмыть и обрядить тело. Маленького Рокко отнесли в соседнюю комнату, и ночь прошла в молитвах и сонной вялости. Рано утром, когда четверо молодых мужчин пришли вынести тело, — хватило бы и двоих, настолько оно было худое, но дон Джорджо настоял, чтобы все было как положено, — несколько старух подошли к отцу Дзампанелли, и одна из них спросила его:

— Ну как, святой отец, вы сами это сделаете?

Дон Джорджо не понял.

— Что я должен сделать? — спросил он.

— Вы же прекрасно знаете, святой отец.

— О чем вы говорите? — нетерпеливо повторил кюре.

— Умертвить ребенка… вы это сделаете сами?

Кюре потерял дар речи. Видя, что он молчит, старуха расхрабрилась и объяснила ему, что в деревне это считают лучшим выходом из положения. Этот ребенок родился от бандита. Его мать только что умерла. Вот наверняка знак того, что Господь наказывает эти грешные роды. И лучше ребенка убить, потому что он, как ни говори, вошел в мир через плохую дверь. Поэтому они вполне естественно подумали о нем, о доне Джорджо. Чтобы ясно было, что речь идет не о мщении или о каком-нибудь преступлении. Ведь у него руки чистые. Он просто вернет Господу маленького выродка, которому нечего делать в этом мире. Старуха высказала все это с величайшим простодушием. Дон Джорджо стоял мертвенно-бледный. Гнев охватил его. Он ринулся на деревенскую площадь и закричал:

— Вы свора безбожников! Если такая гнусная мысль смогла родиться в ваших головах, это значит, что в вас сидит дьявол. Сын Иммаколаты — создание Божье. Больше, чем каждый из вас. Создание Божье, вы слышите меня, и вы будете прокляты, если тронете хоть волосок на его голове! Вы считаете себя христианами, но вы животные. Вы заслужите, что я оставлю вас в вашей мерзости, и Господь накажет вас. Я беру этого ребенка под свою защиту, вы слышите? И если кто-то осмелится коснуться хотя бы единого его волоска, его покарает божественный гнев. Вся ваша деревня погрязла в грязи и невежестве. Возвращайтесь в свои поля. Обливайтесь там потом, как собаки, потому что ничего другого вы делать не умеете. И благодарите Господа, что он иногда посылает вам дождь, потому что это еще слишком много для вас.

Закончив, дон Джорджо оставил жителей Монтепуччио в полном оцепенении и вернулся в дом, чтобы взять ребенка. В тот же день он отнес его в Сан-Джокондо, ближнюю деревню, что располагалась немного севернее, на холме. Эти две деревни испокон веку враждовали. Соперники устраивали легендарные баталии. Рыбаки постоянно сталкивались в море, рвали друг другу сети или крали дневной улов. Дон Джорджо передал ребенка одной супружеской паре рыбаков и вернулся в свой приход. Когда в воскресенье на деревенской площади одна заблудшая душа с беспокойством спросила его, как он поступил с малюткой, он ответил:

— А что тебе за дело, несчастный? Ты был готов убить его, а теперь беспокоишься? Я отнес его в Сан-Джокондо к людям, которые лучше вас.

Целый месяц дон Джорджо отказывался служить. Не было ни месс, ни исповедей, ни причастий.

— Когда в этой деревне появятся христиане, я начну исполнять свои обязанности, — говорил он.

Но прошло время, и гнев дона Джорджо притупился. Жители Монтепуччио с виноватым видом, словно нашкодившие школьники, каждый день толпились у дверей церкви. Деревня ждала. Понурив головы. Когда пришел День поминовения усопших, кюре наконец растворил широкие двери церкви, и впервые за долгое время качнулись колокола.

— Я не стану наказывать мертвых за то, что их потомки кретины, — пробурчал дон Джорджо. И отслужил мессу.

Рокко вырос и стал мужчиной. Он носил новую фамилию — сочетание фамилий своего отца и тех супругов-рыбаков, которые приняли его к себе, — новую фамилию, которую скоро узнали все в области Гаргано: Рокко Скорта Маскалдзоне. Его отец был бандитом, бродягой, который жил мелкими грабежами, он же, Рокко, стал настоящим бандитом. Он не вернулся в Монтепуччио, хотя был в том возрасте, когда уже мог терроризировать деревню. Он нападал на людей в полях. Крал скот. Убивал горожан, которые заплутали в пути. Он обкрадывал фермы, вымогал выкуп у рыбаков и торговцев. Много карабинеров гонялись за ним, но их находили на обочинах дорог с пулей в голове, со спущенными штанами или же висящими, словно куклы, на оливах. Он был неистовый и ненасытный. Когда его репутация укрепилась и он уже властвовал над всей округой, как синьор над своими людьми, он приехал в Монтепуччио как человек, которого не в чем упрекнуть — с открытым лицом и высоко поднятой головой. За двадцать лет улицы деревни не изменились. Все в Монтепуччио осталось как прежде. Те же скученные, прижавшиеся один к другому дома, все те же длинные извилистые лесенки, спускающиеся к морю. Множество всевозможных тропинок пересекали сплетение улочек. Старики сновали туда и сюда между пристанью и деревней, поднимались и спускались по крутым лесенкам медленно, как мулы, которые под солнцем берегут силы, а ребятишки стайками одолевали ступеньки, никогда не уставая. Деревня смотрела на море. Фасад церкви тоже был обращен к волнам. Ветер и солнце год за годом нежно полировали мраморные плиты улиц. Рокко обосновался на верхнем конце деревни. Он присвоил большой участок, до которого трудно было добраться, и построил там большую и красивую ферму. Рокко Скорта Маскалдзоне стал богатым. А тем, кто иногда умолял его оставить в покое жителей деревни и уйти вымогать у жителей соседних деревень, он всегда отвечал одно:

— Замолчи, негодяй. Я ваше наказание.

* * *

В один из зимних дней он предстал перед доном Джорджо. Его сопровождали двое мужчин с мрачными лицами и девушка, которая выглядела испуганной. У мужчин были пистолеты и карабины. Рокко позвал кюре и, когда тот подошел, попросил обвенчать его. Дон Джорджо покорился. Когда в середине церемонии он спросил, как зовут девушку, Рокко смущенно улыбнулся и пробормотал:

— Я не знаю, святой отец.

И так как кюре застыл, разинув рот, спрашивая себя, уж не похищенную ли невесту он венчает, Рокко добавил:

— Она глухонемая.

— Но как фамилия семьи? — настаивал дон Джорджо.

— Это не имеет значения, — ответил Рокко, — сейчас она станет Скорта Маскалдзоне.

Кюре продолжил церемонию, но его не оставляла мысль, что он совершает непростительную ошибку, за которую ему придется держать ответ перед Господом. Но он все же благословил союз и закончил, произнеся с чувством «Аминь…», как произносят «С Богом…», бросая кости на игровой стол.

Когда эти четверо уже собирались сесть в седла и уехать, дон Джорджо набрался смелости и остановил молодожена.

— Рокко, — сказал он, — подожди минутку. Я хотел бы поговорить с тобой.

Наступило долгое молчание. Потом Рокко сделал знак двум своим свидетелям, чтобы они ехали и увезли с собой его жену. Теперь дон Джорджо окончательно пришел в себя и осмелел. Что-то в этом молодом человеке интриговало его, и он чувствовал, что с ним можно говорить. Разбойник, который терроризировал всю округу, сохранил, на его взгляд, своего рода набожность, пусть диковатую, но безусловную.