Андрей, его шеф и одно великолепное увольнение. Жизнь в стиле антикорпоратив - Андрей Мухачев

Я не спал ночами, похудел, у меня появилось сразу три нервных тика. И наконец мать заметила, что со мной что-то не так. Почему я ору по ночам, что со мной? И пару раз заставала меня на коленях перед иконами: я молился и плакал. Маленький долбоеб думал, что откуда-то сверху помощь придет быстрее.

Но… в конце концов я опять все рассказал отцу. Он не стал паниковать. Опять и опять я убеждаюсь в том, что, когда ситуация становится критической, мой вечно апатичный, затюканный отец начинает действовать жестко и довольно решительно.

Мы опять пошли в ту знакомую по шестому классу квартиру Отец говорил о том, что это уголовное преступление — вымогать деньги. Я помню, что тогда еще в недоумении про себя думал — у нас куча народу поставлена на бабки цыганами, гопниками, всякими уродами и наркоманами. У нас ловят пацанов за школой и постоянно требуют у них денег. Так что, получается, это все уголовники?

Мама Олеги пообещала, что больше это не повторится. Да, это больше и не повторялось. Я ходил в каком-то растерянном, шоковом состоянии, руки мои дергались, как и глаза, и подбородок, в классе меня вообще не трогали и не разговаривали — потому что я был ходячим олицетворением ужаса, который мог случиться с любым из них.

Кстати, Эльвир и Айдар меня стали провожать до дома, а потом требовать, чтобы я давал им списывать контрольные в первую очередь. Конечно, я немного приходил в себя, но моей настоящей мечтой тогда стало — закончить школу побыстрее, уйти из этого ада. Вполне нормально я провел 10 и 11 классы, все тогда думали о поступлении в университет, ходили деловые, выбирали себе факультеты.

А тот урок для меня остался на всю жизнь — следить нужно за своим языком, потому что именно он становится источником наибольших бед. Наврал — ответишь рано или поздно. Настучал — ответишь. Сказал лишнее — готовься краснеть от стыда, когда тебя выведут на чистую воду. Я никогда потом не встречал в своей жизни людей, которые бы врали и никогда за это не получали по голове.

В классе девятом я видел, как за стукачество опускают какого-то паренька, заставив целовать член у цык за нашим троллейбусным депо. Видел пистолеты с глушителями из пластиковых бутылок, которыми махали перед лицом совсем завравшегося парня. Я пришпилил своей язык страхом к нёбу и с тех пор либо врал нагло и открыто, зная, что и как могу за это получить, либо чаще просто говорил правду, какой бы неимоверно горькой она ни была.

Что потом стало с Олегой, не знаю. Вроде бы он пошел в другую школу, я его так и не видел. Нет, вообще-то пару раз на улице видел, но очень быстро переходил на другую сторону. Тот восьмой класс я сидел дома, в покое и уюте, с книгами, и мне ничего не надо было. Мамин вечный крик по поводу неубранных полов для меня стал милым, я даже плакал, когда понимал, насколько сильно меня выручили тогда родители.

Ведь сколько бы обид мы на них ни таили, но за тысячей легко вспоминаемых ссор теряется всего пара, возможно, вещей, которые тебе когда-то спасли жизнь.

Вспоминаю детство и вижу не только свою школу. Я вижу свои игры за гаражами с девчонками, вижу уже других двух девочек, которые очень хотели с нами поцеловаться на стройке дома.

Вспоминаю свою первую сигарету с Костей, это была «Балканская звезда», и потом я в троллейбусе почему-то упал в обморок. Помню свои книги и газету «Антенна», где я представлялся как Кастер Трой (персонаж моего любимого фильма), чатясь на страницах знакомств. Для этого надо было вырезать небольшие бланки из газет и отправлять их в эту самую газету.

Поймите меня правильно, в моем детстве тоже были приятные моменты, но почему-то возвращаться туда я совсем не хочу.

Зуля. Зульфия. Зулька. Мне 16, ей 13. Хотя поначалу она говорила, что ей 14. Не знаю, напоминает ли это вам известное произведение, но в деревне не особо смотрят на возраст при посиделках вокруг пруда.

Сейчас мне даже немного дико, но когда я первый раз приехал в деревню и мы пошли на первую в моей жизни реальную пьянку, мне «представили» тамошних девчонок в стиле — Назира, отличная задница, можно всегда полапать; Аня, минетчица, ну только надо позаигрывать сначала; Зульфия, титьки большие, клевая; Альмира, она с Павликом, не подходи. И так далее. Я сейчас вспоминаю и… елки, те девчонки учились в 7–9 классах.

И сейчас, когда я слышу от мамочек что-то вроде «нет, она у меня в 8 классе, еще не целовалась даже», то просто ухмыляюсь. Секс давно стал привилегией недоразвитых молочных желез и прыщавых подростков.

Зульфия была та самая, с большими титьками. Это были романтические отношения, полные огня и яблок. Яблоками она меня угощала возле своего дома, в очередной раз утомившись от того, что в очередной раз ничего между нами не было.

Деревня Березовка близ Карламана и реальная сильная первая любовь. У меня так и не получилось тогда поцеловаться, но пообнимались мы всласть. Купались в грязном пруду (я потом выводил глистов), ели яблоки в третьем часу ночи (они лежали под скамейкой у дома Зульфии) и незаметно воровали сигареты у ее отца.

Когда она уехала, я думал, что жизнь кончилась. Но через два часа бабушка сделала что-то вкусное, и она опять началась. То лето было солнечным, загорелым и пахнущим нежным девичьим потом. Да, Зульфия всем говорила, что ей 14, но на самом деле ей было 13, хотя мне это было безразлично, ведь на меня впервые кто-то обратил внимание с явно женским интересом. После школьных будней это было реально необычно. Я вдруг понял, что есть и другой мир, в котором я чертовски привлекателен.

Все-таки странно все это было. Я приезжал в деревню и становился новым человеком. В школе загнобленный, здесь — популярный. В школе не смотрел вообще не девушек, здесь — понимал, что все они могут быть моими.

Я не умел целоваться, и мой первый опыт был, как и у всех, довольно смешным.

— Давай поцелуемся, Зуля? Ты не против?

— Давай!

— Упс… зубами стукнулись, да?

— Да… че-то непонятно, давай, может, не будем тогда целоваться?

Было мокро, и мы реально так стукнулись зубами. Как и что делать в процессе поцелуя, мне никто никогда не рассказывал. Сам процесс меня вообще не увлек, было немного противно от того, что кто-то будет лазить в моем рту языком.

Те лета в деревне у бабушки (кстати, бабушке по отцу, а не по матери, о которой я рассказывал прежде) запомнились мне самогоном, офигительным ощущением опьянения — полной свободой, раскрепощением и необычной вседозволенностью. И если до этого я курил только с Костей, распробовав вместе с ним «Балканку» в седьмом классе, то здесь королевой была «Прима», и курил я ее основательно. И конечно же, понял, чем так хороша та самая тройка СДС — самогон, девочки, сигареты.

Надо сказать, мне понравилось все это. Но видимо, я был довольно разумным подростком и как-то спокойно ко всему отнесся. Да, я плакал, когда Зуля уехала в конце лета. Да, наверное, это и была первая любовь, максимум секса в которой — робкое ощупывание груди девушки и ее учащенное дыхание у своей шеи.