Лабиринт Химеры - Антон Чиж

Молодой человек был уверен, что возвращение в науку будет не труднее допроса пойманного на месте преступления. Греческий и латынь он помнил не хуже воровского жаргона — древние языки вообще, выучив, забыть невозможно, за новинками науки, хотя бы отечественными, он кое-как следил. Ничто не предвещало осложнений. Но стоило ему усесться на жесткий библиотечный стул, обложиться книгами, то есть наяву получить то, о чем так давно мечтал, как мысли потекли совсем не туда, куда следовало.

Вместо того чтобы штудировать последние труды немцев и французов, больших словоблудов в отношении греческих философов, он запросил подшивку столичных и московских газет и принялся изучать колонки происшествий. Газетные сети вылавливали в основном мелкую рыбешку: копеечное воровство, убийство в пьяной драке или от ревности, какое-нибудь дорожное происшествие или нападение бешеной кошки на городового. Только раз попалась ему заметка об отрубленной голове, что нашли на берегу Обводного канала, да и то раскрыть такое дело мог самый ленивый участковый пристав.

Он перечитал все о покушении на Трепова и убийстве Сипягина. Только расследовать там было нечего: стрелявшая девица поймана на месте, а убийца министра не то что не скрывался, а, напротив, требовал себе расстрела. Мир преступлений окончательно скатывался к мелочовке или политической грязи.

Газеты — вещь заразная, хуже оспы. Быстро входит в привычку, от которой не отделаться. Будущий диссертант, не знавший в полиции горечи поражений, в мирной жизни не мог побороть только одного противника: самого себя. Вместо книг его снова и снова тянуло к репортерским хроникам.

Как бы ни желал он уйти с головой в науку и забыть обо всем, выработанные в сыске привычки давали о себе знать. Вот, например, господина, что робко приближался к нему по ковровой дорожке, он приметил, как только тот сделал первый шаг. Приметил и сразу составил для себя мгновенный портрет, что помогало в расследованиях. На вид господину далеко за пятьдесят, фигура щуплая, страдает болями в спине, без семьи, живет бобылем, за собой не следит — обшлага старенького сюртука потерты, рубашка нечиста, волосы растрепаны, глаза под мутными очками красны и слезятся. Никакой угрозы чудак не представлял.

Подойдя к столу, субъект застенчиво, по-женски, прикрыл рот ладошкой.

— Прошу простить, — обратился он шепотом. — Вы господин Ванзаров, не так ли?

— Откуда мы меня знаете?

Незнакомец смутился до того, что вот-вот мог растаять, как лед на солнце.

— Заглянул в формуляр, извините…

Ответ был логичным. Ванзаров не встал, не подал руки, но сдержанно спросил, чем может помочь.

— Вы библиограф, если не ошибаюсь? — добавил он.

— В некотором роде… Ах, извините, совсем забыл, так с моей стороны невежливо: я Трупп.

— Вы себе льстите, — сказал Ванзаров, быстро оценивая детали костюма и черты лица, которые издалека были неприметны.

Вывод, который получался однозначным: господин Трупп мог оказаться не вполне здоровым в смысле психическом. В библиотеке на такие мелочи внимания не обращают, главное, чтобы не начал топить печь книгами. Остальное — не важно. Смущение Труппа выразилось в том, что кончик его носа нервно подергивался.

— Вечно у меня беда с этой фамилией.

— Ничего, когда-нибудь она и вам пригодится.

— Неужели? — искренне удивился Трупп, видимо не подозревая, что с ним могут шутить. — Интересно узнать…

— Чем могу помочь? — напомнил Ванзаров, указывая на книги: дескать, занят так, что минуты нет свободной.

Трупп разлился извинениями, которые Ванзарову пришлось весьма резко остановить. Тогда Трупп попросил выйти с ним в курительную, где они никому не помешают. Кому можно помешать в пустом зале, оставалось на его совести. Ванзаров счел, что легче согласиться, чем упираться, но в курительную не пошел: запах табака не переносил с тех пор, как бросил курить. Он предложил холл перед мраморной лестницей, поскольку и там кресла имеются.

Вытерпев, когда Трупп освободится от нового потока вежливости, Ванзаров просил перейти к делу. На что тот решился с некоторым усилием над собой.

— Дело такого рода… — начал он, — что мне потребуется все ваше внимание.

— Оно целиком ваше на ближайшие пять минут, — сказал Ванзаров.

— И доверие…

— Располагайте им на тот же срок.

Больше уговаривать не пришлось. Дело было вот в чем. Несколько дней назад, роясь на полках отдела средневековых книг, Трупп наткнулся на потертую папку, по виду современную, которой тут было не место. Не подозревая дурного, он развязал тесемки и обнаружил несколько страниц без обложки и заглавия, по виду вырванных из старопечатного издания.

— Папку украли? — спросил Ванзаров, ожидая неизбежный ответ.

— Да что вы! — испугался Трупп так, будто его выгнали без пенсии. — Папка на месте. Дело в содержании, в текстах.

— Что же в них такого?

— Тексты на старонемецком и более новом немецком языке. События, описанные в них, относятся к семнадцатому, восемнадцатому и девятнадцатому векам.

— Для историка — золотое дно, — понимающе кивнул Ванзаров. — Только это не моя эпоха.

Трупп упросил не спешить. Ванзаров заставил себя сесть на место.

— Я начал разбирать первый текст, самый трудный, — продолжил он. — Страницы сильно повреждены, напечатано плохо и грязно.

— Что узнали нового о жизни в Германии?

— Там описываются преступления, которые происходили в городе Пфальце. Я не в силах передать детали, настолько они чудовищны.

— Жаль, что рукопись так сильно на вас подействовала, — сказал Ванзаров.

— Это не рукопись, — покачал головой Трупп. — Это печатная книга.

— Прекрасно. Я какое имею к этому отношение?

— В заглавии первого, самого старого текста, упомянут чиновник городского магистрата, который предпринял розыски по чудовищным убийствам. В начале второго текста саксонский офицер Карл Ванзархофф, а последний, относящийся к началу девятнадцатого века, озаглавлен фамилией какого-то венского господина без чинов. Вероятно, они тоже занимались расследованиями, я не прочитал до конца.

— Зачем вы мне это рассказываете? — спросил Ванзаров.

— В конце обрывка следует белый лист, на котором напечатано только заглавие, — словно опасаясь чего-то, проговорил Трупп.

— Вам, как библиографу, виднее.

— Дело в том… — Трупп словно набрался сил, — …что там напечатан нынешний год и ваша фамилия…

Глаза его не только слезились и покраснели от нескончаемого чтения. В них мелькал нездоровый огонек.

— Моя фамилия? — спокойно спросил Ванзаров. — Вы уверены?

— Несомненно! Другого Ванзарова среди читателей нет.