Танго после - Анна Зорская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это странно, наверное. В это трудно поверить, но он был счастлив жить такой жизнью, это не было подчинением, созависимостью (новый сладострастный термин психологов, который они обсасывают всяк на свой манер). Просто её жизнь была его жизнью, одна на двоих, другой у него не было, другой он не хотел. Ему не нужно было, возводимого сейчас в Абсолют и бесконечно обсуждаемого, личного пространства. Его личным пространством была она. Это ни плохо, ни хорошо. Просто так было и всё.
Порой она злилась на него: — Ну, придумай что-нибудь, куда поедем на отдых? Что посмотрим?
Ответ был один: — А, что ты хочешь?
— А ты? Как мне надоело! Ты можешь хоть раз взять меня за руку, привести куда-нибудь. Устроить сюрприз, — орала она.
— А вдруг тебе не понравится?
Нет, он не был слабаком или тряпкой, умный, сильный. Женщины по нему сохли, многие пытались увести его от Ольги. Но все попытки проваливались уже на первом этапе.
— Я люблю Ольгу, — громко заявил он на первой же вечеринке в Университете, когда одна из однокурсниц попыталась его «склеить». Он понимал, что объяснить их отношения по-другому у него не получится, да, никто и не поймёт. И да, он любил её, очень, но не только. Он ею жил.
— Я люблю эту женщину, — поставил он сразу все точки над i в один из первых дней работы в Институте.
Это было необычно, так никто не делал. Ольгу ненавидели все. Женщины завидовали и ненавидели Ольгу за то, что эта стерва получила такого мужика. Мужчины за то, что сами не могли поступать как Сергей. Сергея ненавидеть было невозможно, он был очень добрым, откликался на любую просьбу, готов был помочь каждому, поэтому они ненавидели Ольгу. Классический случай переноса!
За их спинами шептались, но им было наплевать, со временем все привыкали и воспринимали как должное.
На рабочем столе Ольги всегда были свежие цветы. Она любила цветы, а он любил их дарить.
В первый день их работы, когда он поставил цветы на её стол, посыпались вопросы: — Что, у Ольги день рождения? У вас помолвка?
Она отмахнулась: — Что вас так удивляет? Цветы будут всегда, каждый день.
Ольге никто не поверил, тётки хмыкнули, мужики посчитали чокнутой. Но цветы были всегда, букет сменялся букетом, через день, через два, завядшие выбрасывались, новые ставились в вазу. Сергей делал это по утрам до прихода Ольги. Ей нравилось, когда на рабочем столе порядок и свежие цветы уже стоят в вазе. Всегда разные. Она очень любила васильки с ромашками, маки, но их не всегда можно было купить. Не очень любила розы, предпочитала ирисы. А вот лилии ненавидела. Их никогда и не было.
Ольга могла наорать на Сергея, но никому другому не позволялось на него даже повысить голос. Однажды на общем собрании сотрудников Института одна обиженная дама попыталась незаслуженно обвинить Сергея в том, что по его вине был сорван эксперимент.
— Ольга, не надо, ну, пусть. — Сергей увидел, что Ольга встаёт и идёт на сцену. Он боялся её гнева.
Что было потом, помнили долго. Ольга говорила резко, саркастически, не выбирая слов, не взирая ни на лица, ни на звания, бездарей высмеивала, над лодырями издевалась, сплетников сталкивала лбами. В зале стояла гробовая тишина, одни вжимались в кресла, боясь быть следующей жертвой, другие, кого Ольга уважала, злорадно улыбались: «Мне-то не прилетит». Ольга крушила, не думая о последствиях. Когда она закончила, кругом «валялись обломки», Айсберг проехался знатно.
— Пойдём, Сереж.
Все получили урок и усвоили его надолго.
___________________________________________________________________
В аэропорту Ольга надела огромные очки с затемнёнными стёклами.
- Всё. Образ городской сумасшедшей готов. На кой чёрт тебе тёмные очки? Солнце только встаёт. Даже толком не рассвело, — Виктор был в шоке. «Точно чокнулась, заработалась, по 12 часов на работе торчать, сбрендишь.»
Пошли за багажом. У Ольги только одна сумка, с которой она сидела в самолёте. Мужчины сняли с транспортёра по большому чемодану.
— Так ты, дорогая, всего на пару деньков?
— Не мечтай, — Ольге сейчас не до него. «Какая у Виктора поганая улыбка».
Сергей не понимал, что с ней происходит, был озадачен и напуган. Он даже не представлял, что Ольга может быть такой.
В аэропорту их встретил сотрудник факультета генетики и биотехнологии Университета Сапьенца с табличкой с их именами.
Виктор увидел его издали, и сразу сделал стойку. Теперь начнётся охота, будет вылизывать всех подряд на всяких случай. Ольга презрительно посмотрела на него: «Плебей».
Поздоровались, итальянец улыбался во все 32 зуба: — Buongiorno.
Он был немного удивлён, мужики нормальные, даже симпатичные по-своему, блондины, а тётка просто чучело. Но его это не касалось, велено доставить до кампуса и помочь с расселением, а синьору довести до гостиницы, которую она назовёт, будет жить отдельно. Все пошли к машине.
— Так куда сначала? — спросил водитель.
Ольга назвала гостиницу, итальянец обернулся: — Вы уверены?
Эта гостиница — одна из самых дорогих в Риме, в центре, там селились только небедные туристы, на пару дней приезжающие посмотреть вечный город. Он переспросил, но нет, никакой ошибки. Значит, сначала в гостиницу.
Они остановились, Ольга вышла из машины, взяла сумку и направилась к входу.
— Давайте подождём минут пять. Может, она всё-таки ошиблась? — итальянец смотрел на парадную дверь.
Ольга подошла, сняла очки, что-то сказала швейцару, тот услужливо открыл дверь. Прошло десять минут, Ольга не вышла.
___________________________________________________________________
Гостиница была шикарна, от швейцара до огромной хрустальной люстры в холле, от настоящих венецианских зеркал до паркета, натертого до блеска настоящим воском, а не покрытого лаком. Номер был не менее роскошен, мрамор, ванна на позолоченных ножках, всё подлинное, как у любимых «итальянцев».
Ольга стояла у окна и смотрела на город, в котором была впервые, но знала не хуже Петербурга. Когда была маленькой, часто представляла себя в Италии, во дворце. Она — принцесса с золотыми волосами. Бабушка так всё красочно описывала, что не представить было невозможно. И сейчас Ольга во дворце, смотрит из окна на великий город. Надо обязательно привезти сюда бабушку, она сделала бы это уже давно, но та болела и почти уже не вставала с кровати. Неужели она
