Печальный кипарис - Агата Кристи

– Не забывай, что она очень больна, – сказала сестраХопкинс.

Мэри залилась краской.

– Да, конечно. Мне не нужно было ее беспокоить. Но этопостоянно меня тревожит… а тут еще отец… Он так на меня из-за этого злится.Ворчит, что я строю из себя настоящую леди! Но я ведь на самом деле не хочусидеть сложа руки!

– Я знаю.

– Беда в том, что обучение любой профессии тоже всегда стоитбольших денег. Почти всегда. Вообще-то я неплохо знаю немецкий и могла быкак-то это использовать. Но мне очень бы хотелось стать медсестрой. Мненравится ухаживать за больными.

– Запомни, для этого нужно быть сильной, как лошадь! –скептически изрекла сестра Хопкинс.

– Я сильная! И мне действительно нравится ухаживать забольными! Мамина сестра, та, что в Новой Зеландии, была медсестрой. Как видите,это у меня в крови.

– А как насчет массажа? – предложила сестра Хопкинс. – ИлиНорлендского медицинского училища?[6] Ведь ты любишь детей. Но вообще-то массажболее денежное дело.

Мэри засомневалась:

– Но выучиться на массажистку дорого стоит, не так ли? Янадеялась… но, конечно же, это я уж слишком… она и так много для меня сделала.

– Ты имеешь в виду миссис Уэлман? Чепуха! По-моему, онапросто обязана тебе в этом помочь. Она дала тебе шикарное образование, но отнего мало толку. А ты не хочешь стать учительницей?

– Я не слишком умна для этого.

– Ум уму рознь. Послушайся моего совета, Мэри, потерпи ещенемного. По-моему, миссис Уэлман обязана тебе помочь встать на ноги. И, я несомневаюсь, она собирается это сделать. Но она так тебя любит, что не хочет стобой расставаться.

– Ох! – У Мэри на мгновение перехватило дыхание. – Выдействительно так думаете?

– Ни капельки не сомневаюсь! Ну сама посуди: несчастнаястарая леди, наполовину парализованная, а значит, почти беспомощная. Заперта вчетырех стенах. И ей, конечно, приятно видеть рядом такое молодое, пригожеесущество, как ты. Ты замечательно умеешь обращаться с больными.

– Если вы и вправду считаете, что она… ценит меня, – тихопроговорила Мэри, – это меня успокаивает… Милая миссис Уэлман! Я очень еелюблю, очень! Она всегда так хорошо ко мне относилась. Я готова сделать для неевсе, что угодно!

– Лучшее, что ты можешь для нее сделать, – это оставатьсяпри ней и не морочить себе голову заботами о будущем, – сухо сказала сестраХопкинс. – Это долго не протянется.

– Вы имеете в виду… – Глаза Мэри округлились от испуга.

Районная сестра кивнула.

– Она держится замечательно, но хватит ее ненадолго. Будетвторой удар, затем третий. Уж я-то знаю, как это бывает. Потерпи, душенька.Если ты скрасишь последние дни старой леди, то тем самым сделаешь благое дело.А все остальное еще успеется.

– Вы очень добры, – промолвила Мэри.

– Вон твой папаша решил выбраться на улицу, и наверняка недля того, чтобы мирно побалагурить, – проворчала сестра Хопкинс, когда ониприблизились к массивным чугунным воротам.

Сгорбленный старик, прихрамывая, спускался по ступенькам скрыльца сторожки.

– Доброе утро, мистер Джерард, – весело поздоровалась сестраХопкинс.

– А-а! – раздраженно проскрипел Эфраим Джерард.

– Прекрасная погода, – сказала сестра Хопкинс.

– Для вас может быть. А по мне, так ничего прекрасного, –проворчал старый Джерард. – Разыгралось мое люмбаго.[7]

– Видимо, это из-за дождей на прошлой неделе. А сейчас сухои тепло, и скоро боль у вас как рукой снимет, – пообещала сестра Хопкинс. Еепрофессионально-бодрый тон лишь сильнее озлобил старика.

– Сестры… сестры, все вы на один лад, – огрызнулся он. –Люди страдают, а вы веселитесь да радуетесь. Вам на них наплевать. И Мэри воттоже знай талдычит: буду, мол, медсестрой. Не могла выбрать что-нибудь получше!Все-таки и по-немецки, и по-французски болтает, и на пианино играет, да и вшколе своей шикарной всяким штукам научилась, и за границей…

– Меня бы вполне устроило быть больничной сестрой, – резкоперебила его Мэри.

– Ага, а еще лучше вообще ничего не делать, верно?Изображать из себя этакую леди-белоручку! Да ты попросту лентяйка, дорогая моядоченька!

– Это неправда, папа! – выкрикнула Мэри, и на глазах у неевыступили слезы. – Как ты можешь так говорить!

Сестра Хопкинс вмешалась в разговор, попытавшись нескольконеловкой шуткой разрядить атмосферу:

– Теперь я вижу, что вам и впрямь с утра неможется, небосьвы и сами не верите в то, что говорите! Мэри – хорошая девушка и хорошая дочь.

Джерард посмотрел на дочь с почти откровенной враждебностью.

– Какая она мне теперь дочь – со своим французским языком ижеманными разговорами. Тьфу!

Он повернулся и заковылял обратно в сторожку.

В глазах Мэри все еще стояли слезы.

– Вы видите, сестрица, как мне с ним трудно? Он никогдапо-настоящему не любил меня, даже когда я была маленькой. Маме всегдаприходилось за меня заступаться.

– Ну-ну, не расстраивайся, – ласково сказала сестра Хопкинс.– Тяготы посланы нам, дабы испытать нас. О боже, мне нужно поспешить. У менясегодня обход.

Глядя вслед быстро удаляющейся фигуре, Мэри с горечьюдумала, что по-настоящему добрых людей не бывает и ей не от кого ждать помощи.Сестра Хопкинс, при всем ее сочувствии, отделалась несколькими прописнымиистинами, преподнеся их как откровение.

«Что же мне делать?» – в отчаянии думала Мэри.

Миссис Уэлман лежала на высоко взбитых подушках. Дыхание еебыло чуть затруднено, и она не спала. Ее глаза, все еще темно-синие, как уплемянницы Элинор, были устремлены в потолок. Это была крупная, грузная женщинас красивым орлиным профилем. Гордость и твердость отражались на ее лице.

Ее взгляд заскользил по комнате и остановился на хрупкойфигурке у окна. В синих глазах мелькнула нежность и легкая тревога. Наконец онапозвала: