Каждый за себя - Александра Маринина

Третьей была Кассандра, она же Кася. Высокомерная,целомудренная и жеманная. Эдакая благородная девица из пансиона. С точки зренияобщепринятой педагогики, у нее был один недостаток, всего один, но, на мойвзгляд, существенный: она ябедничала. С чувством собственного достоинства изавидной методичностью Кася "стучала" на Патрика. Только на Патрика иникогда - на Аргона, которого, как старшего по возрасту, она снисходительнотерпела. Патрика же, самого младшего, Кассандра ненавидела, и, как я подозреваю,ненавидела люто. Но, будучи особой элегантной и воспитанной, не позволяла себепроявлять свои чувства слишком уж демонстративно, ограничиваясь мелкимдоносительством. При этом была она так невыносимо красива, так совершенна игармонична, что я прощала ей все. Я просто не могла на нее Сердиться.

Эти трое - Аргон, Патрик и Кассандра - не воспринимали менякак прислугу, именно поэтому им были отданы первые три места в моем сердце. Состальными пятью жителями этой огромной квартиры дело обстояло куда сложнее.

На четвертом месте стоял Николай Григорьевич, или, как я егоназывала про себя, Старый Хозяин. Было у него еще одно прозвище, которое я,разумеется, никогда не произносила вслух: Главный Объект. Именно из-за егобольного сердца семье Сальниковых и понадобилась помощница "спроживанием", желательно умеющая распознавать развивающийся приступ иоказывать первую помощь, а наличествующая язва желудка требовала жесткой диетыи, соответственно, человека, выполняющего функции поварихи и диетсестры. Главноймоей задачей было не оставлять Старого Хозяина дома одного. Ни при какихусловиях и ни под каким предлогом. Так, во всяком случае, сформулировали цельмоего найма. Уже потом, спустя пару недель, я поняла, что на самом деле мнепридется не просто следить за самочувствием Главного Объекта, но и охранять егоот всяческих волнений и переживаний, которые могут спровоцировать приступ. Ноэто уже потом…

Семидесятилетний Николай Григорьевич был чудным стариканом,некапризным и неприхотливым. И очень больным. Это я вам как врач говорю. Онпрожил длинную и во всех отношениях достойную жизнь, был долго и счастливоженат, овдовел всего год назад, и портрет его покойной супруги АделаидыТимофеевны висел в его комнате. О своей Адочке он мог рассказывать часами, иуже к концу первого месяца моего пребывания у Сальниковых я точно знала, что"при Адочке все было не так".

Я слушала его рассказы, смотрела на портрет женщины сжестким взглядом и сурово поджатыми губами и делала выводы. Адочка держаласемью в железном кулаке, при ней никто и пикнуть не смел, у каждого был свойкруг обязанностей, за исполнение которых строго спрашивалось. Никогда невставал вопрос, кому идти за хлебом или кому пылесосить ковры. Шестеро членовсемьи были организованы в идеально отлаженный механизм, не дающий сбоев. Вселюбили друг друга, заботились друг о друге, и, конечно же, дедушка, сиречьГлавный Объект, никогда не оставался один. Каждый день за ужином вся семьясобиралась вместе, отсутствовать разрешалось только тем, кто пошел в театр илиуехал в командировку или в отпуск. Даже поход в кино не считался уважительнойпричиной для отсутствия за ужином, ведь понятно, что театральные спектаклиначинаются в семь вечера, и тут уж ничего не поделаешь, а в кино можно сходитьи днем, и попозже вечером.

После смерти Адочки все пошло наперекосяк, и с этим бедныйНиколай Григорьевич никак не мог смириться. Он не понимал, почему так трудностало устроить, чтобы кто-нибудь непременно был дома, почему вдруг оказывается,что нет хлеба или закончилось масло, и почему семья перестала собираться заужином. Он не понимал.:. Но я-то понимала. Произошла нормальная реакция"отката". Сжатая до предела властной Адочкиной рукой пружинараспрямилась и расшвыряла всех по разным углам. Теперь каждый член семьи, кромеСтарого Хозяина, жил так, как хотел, им надоело быть винтиками в сложноммеханизме, сконструированном Аделаидой Тимофеевной, они возжелали побытьсамостоятельными единицами. Всех все устраивало, но… Был общий дом, которыйнадо содержать в порядке. Была кухня, на которой желательно иметьприготовленную вкусную еду. Был дед.

И с дедом надо сидеть. И никто не хочет жертвовать своимипланами. Поэтому было решено пожертвовать деньгами и одной комнатой, бывшимкабинетом Адочки.

На пятом месте, следом за Николаем Григорьевичем, находилсяего сын Павел, Павел Николаевич Сальников.

По моей личной классификации он относился к категорииГомеров, и не потому, что был гениальным рассказчиком или поэтом, а потому, чтобыл Великим Слепцом.

Я обожаю таких мужиков, они встречаются довольно часто идают мне массу поводов для гомерического хохота. Правда, хохот этот бывает чащегорьким, нежели веселым, но все-таки… Великий Слепец - это человек, которыйкатегорически отказывается видеть то, что есть на самом деле. Это не дефектзрения, это характер такой.

С Великими Слепцами легко ладить, достаточно всего лишь незаставлять их видеть и понимать то, чего они видеть и понимать не хотят. Но богмой, как же трудно с ними жить!

Наш Слепец являл собой красивого мужчину сорока четырех лет,начальника отдела в какой-то фирме, торгующей кондиционерами. С тем, чтобыугодить ему с кормежкой, у меня проблем не было, он все равно не видел, чтолежит на тарелке, потому как питался, уткнувшись в телевизор. Ему былоабсолютно безразлично, насколько тщательно вытерта пыль и есть ли потеки наоконных стеклах. Он не видел вокруг себя ничего, в том числе и меня. По-моему,он даже не понял, что в семье появилась домработница, во всяком случае, ни скакими просьбами и поручениями он ко мне не обращался, а если ему что-то былонужно, он либо покорно ждал, пока кто-нибудь ему это сделает, либо оставлялсвою потребность неудовлетворенной. О том, чтобы сделать это самому, вопроскак-то не стоял Помнится, в один из первых дней я подала ему после ужина чай изабыла положить ложечку, чтобы размешать сахар. Гомер минут пять молча сиделнад дымящейся чашкой, не отрывая глаз от телевизионного экрана, и я очнуласьтолько тогда, когда обнаружила, что он помешивает в чашке черенком вилки. Аведь мог или меня попросить, или оторвать задницу от стула и сам взять ложку.Никто не принес - ладно, обойдемся… Главное, чтобы его никто не трогал, чтобыникто не приставал, чтобы ни с кем не нужно было разговаривать. Из рассказовСтарого Хозяина я уже знала, что "при Адочке" ежевечерние отчеты опрошедшем дне были обязательными, при этом особо пристальное внимание уделялосьименно сыну, он являлся для матери первоочередным объектом критики, ему безконца давались советы, и ему постоянно предъявлялись всяческие требования. Ивот результат. Теперь Великий Слепец не стремится ни во что вникать и не хочет,чтобы к нему лезли.

Зато жена у Гомера более чем зрячая. Она не просто всевидит, она видит даже то, чего и в природе-то нет.

Знаете, есть такая категория людей, которые во всем сразуподозревают наихудшее. Если пошел дождь, то он непременно "будет теперьидти всю неделю", а если кто-то сказал комплимент, то к гадалке не ходи -"подлизывается ему от тебя что-то нужно". У таких людей рюмка водки,выпитая после прогулки на тридцатиградусном морозе, - прямой путь калкоголизму.