Утка, утка, Уолли - Гейб Роттер

— Э… — Он задумчиво почесал подбородок, украшенный редкой бородкой. — Мммммосковит, вы сказали?

— Да.

— Рэп.

— Ага.

— Типа как музыка чернокожих.

— Да!

— Рэп.

Я отвернулся к окну. В противном случае я бы просто вцепился в горло этого колоритного старика. Я старательно не обращал на него внимания, наблюдая за прохожими — то ли самыми смелыми, то ли просто бездомными, — которые шлепали по лужам под проливным дождем. На окне красовалось какое-то замысловатое граффити, вытравленное на стекле, так что мир за окном еле-еле проглядывал сквозь густую сеть линий. Видимо, какому-то хулигану пришлось перестирать целую гору шмоток, чтобы изобразить эту монументальную фреску.

— Московит… как-то совсем не похоже на имя рэпера, — озадаченно проговорил азиатский старик.

Мне хотелось послать его всем известным маршрутом, но я все-таки сдержался.

— Я сам не рэпер… сэр. Я просто пишу для них тексты. Только об этом никто не знает. Меня вроде как нет. Я — автор-призрак. — Я провел пальцем по дугам и линиям граффити. Там было написано то ли «Ньютон», то ли «Мамфор». Сложно сказать.

— Приииииизрак, — задумчиво протянул старик, смакуя слово, как первый кусочек любимого деликатесного блюда, которого он не вкушал уже много лет.

— Ну, да. Потому что я есть, но меня вроде как бы и нет. Я невидимый… меня не видно, и никто обо мне не знает. — Про себя я отметил, что описание моей работы — это отличная метафора для всей моей жизни.

— Да, да. Я понял. Да, да. Просто пытаюсь осмыслить.

— Ага. Но теперь вам понятно? — Даже не знаю, почему я с ним разговаривал, а не послал его куда подальше.

— Ну, вы как-то не производите впечатления богатого человека… Я всегда думал…

— Что?

— Я всегда думал, что… а для кого вы пишете тексты?

Я тяжко вздохнул. Похоже, мне уже не отвертеться от обстоятельного пояснения. Есть люди, которые просто не понимают нюансов риторики.

— Я пишу тексты для очень известного рэпера. Вы вообще знакомы с жанром?

— Жан-Ра? Это его так зовут? — Старик снял фуражку и почесал лысую черепушку.

— Нет, я имею в виду, вы знакомы с рэп-музыкой? Знаете кого-нибудь из певцов или групп?

— Из певцов или групп… нет. Не знаю.

— Ну и какая тогда вам разница, для кого я пишу? — рявкнул я.

Он обиженно сморщился. И мне вдруг стало стыдно, что я ему нагрубил.

— Да. Понятно. Я просто подумал, что, может быть, это известное имя, и я его слышал. — Старик отвернулся. — Я знаю такого Эль-Эль Кула Дзю.

— Кула Джи.

— Что?

— Эль-Эль… впрочем, ладно, забейте.

— Просто я всегда думал, что рэперы зарабатывают кучу денег. Я их видел по телику. — Старик сложил руки на груди в неумелом и неубедительном подражании рэперской позе. — Они всегда говорят: «Нигга, нигга, нигга, эй, чувак, у меня куча телок. Йоу!» Правильно?

Я не мог не улыбнуться. Ему все-таки удалось расположить меня к себе.

— Ага. Именно так. Вы очень здорово изобразили, мистер…

— Чу. Линь-Линь Чу. — Он протянул мне руку для рукопожатия.

— Рад познакомиться, мистер Чу.

— И почему же вы сами не зарабатываете кучу денег, Московит? Я не понимаю. Вы что, слишком толстый?

Так, теперь главное не взорваться.

— Да нет. Просто мне… простоя предпочитаю работать за сценой.

— Там у вас все очень жестко?

— Жестко?

— Ну, засилье насилия.

— А, я понял. Нет. Никакого засилья насилия нет. Это все театральщина. Работа на публику. Я ни разу не сталкивался с проявлением насилия, а я работаю в этой области уже почти десять лет.

— Да? А что у вас с глазом?

Я улыбнулся. Все-таки классный старик.

— Да так, подрался с одним рэпером.

— Вот! А вы говорите, что нет никакого насилия!

— Я его обоссал.

— Обоссали?

— Да. Ладно, проехали. — Я опять отвернулся к окну.

Старик помолчал пару минут, а потом спросил:

— А его как зовут?

— Кого? Того парня, которого я обоссал?

— Для которого вы пишете рэп.

— Я не могу вам сказать, мистер Чу.

— Называйте меня Линь-Линь. А почему вы не можете мне сказать?

— Понимаете, это секрет. Если кто-то узнает, что я об этом рассказываю… — Я полоснул себя пальцем по горлу. — В общем, вы понимаете.

Он задумчиво посмотрел на меня и медленно кивнул.

— Да, я все понимаю. Он не хочет, чтобы люди знали, что белый мальчик по имени Московит пишет для него рэп.

— В самую точку.

— Да, я понимаю. — Он покачал головой. — Но мне-то можно сказать, Московит! Все равно я его не знаю!

Я до сих пор не могу понять, что тогда на меня накатило, но я наклонился поближе к нему и шепнул ему на ухо:

— Его зовут Орал-Би.

— Орал-Би?! — повторил он слишком громко.

— Тсс. Тише. — Я огляделся по сторонам.

— Какое-то глупое имя! У меня такая зубная паста!

— Он очень известный, Линь-Линь. Один из самых продаваемых рэперов в мире.

— Выходит, Московит, вы глупый и не понимаете собственной выгоды! Вы могли бы делать хорошие деньги! Почему вы тогда их не делаете?!

Я пожал плечами и снова уставился в окно. Мне хотелось ответить: «Потому что я — неудачник. Законченный неудачник. Ты это хочешь услышать, китайский хрен? Я — неудачник. И к тому же боюсь всех и вся». Но я ничего не сказал. Просто сидел и смотрел в окно. И чувствовал на себе пристальный взгляд Линь-Линя.

— Несчастный вы человек, Уолли Московит, — сказал старик-азиат в ядовито-зеленой шоферской фуражке, стоявший рядом со мной у стиральных машин в прачечной-автомате. Я рассеянно кивнул, наблюдая за тем, как капли дождя струятся по стеклу. В мутном крапчатом отражении они были похожи на слезы, стекающие у меня по щекам.

Сушилка громко зажужжала, сообщая о том, что моя одежда уже высохла. Я попрощался со своим новым приятелем Линь-Линем Чу, который сказал мне:

— Запомните, Московит, без обработки алмаз не превратится в бриллиант, а человек совершенствуется испытаниями.

Мы посмотрели друг другу в глаза, а потом он поклонился и вышел на улицу.

Я влез в горячие после сушилки джинсы и обжег себе причинное место раскаленной «молнией». Я вскрикнул от боли и огляделся, чтобы убедиться, что поблизости нет никого, кто мог бы стать очевидцем этого проявления слабохарактерности.