Вкус запретного плода - Галина Владимировна Романова

— Сейчас приедут и все сделают. — Он посмотрел себе под ноги. — Чисто. Как непозволительно чисто в этом подъезде.

Он пошел к почтовым ящикам и прошелся вдоль них туда-обратно. Ткнул пальцем в номер пятьдесят девять.

— Твой сержант не говорил, в какой квартире произошло убийство?

— В пятьдесят девятой. — Егорова шмыгнула носиком. — И сержант не мой. Сержант Управления полиции.

— Угу…

Кирилл достал из заднего кармана джинсов тонкие резиновые перчатки. Успел захватить из ящика стола, где держал солидный запас. Натянул на руки, подергал дверцу почтового ящика с номером пятьдесят девять. Пробормотал:

— Дом номер сорок восемь. Квартира номер пятьдесят девять. Символично. Как думаешь, Егорова, не случаен выбор?

— В смысле?

Она наблюдала, как он открывает дверцу почтового ящика, заперто не было. Вытаскивает целую кучу корреспонденции. Начинает перебирать конверты. Какие-то вскрыл и прочел то, что в них находилось. Ей о прочитанном не сказал ни слова. Все бормотал и бормотал как заведенный:

— Дом номер пятьдесят девять, квартира шестьдесят… Дом номер шестьдесят, квартира семьдесят один…

— Вы о чем сейчас, Кирилл? — не выдержала Егорова его бормотания.

— А?

Он резко на нее обернулся и сморщил лицо, будто увидел нечто его раздражающее. Будто он вовсе забыл о ее существовании и не помнил, что она тут и даже смеет голос подавать.

Она почувствовала, что краснеет снова.

— Капитан, то есть вы хотите сказать, что выбор нумерации не случаен? И что, если тут орудовал маньяк, он нанесет следующий удар именно в такой… По такой системе?

Он так нагло, так самодовольно заулыбался, что она поняла, что попалась.

— Замечу, я ничего такого не говорил, Егорова. Это ты сказала. И про маньяка… — Кирилл сделал страшные глаза и прикрыл рот кончиками пальцев, затянутых в резину. — Не вздумай никому об этом сказать. Если хочешь удержаться на службе и дослужиться до капитана хотя бы.

— Почему?

Она плотно стиснула зубы. То, как вел себя с ней Игнатов, не лезло ни в какие ворота. Он разговаривал с ней как с дурочкой. Смотрел на нее как на уродину. А она, между прочим, не была ни дурой, ни уродиной. Она была лучшей на курсе. И внешность у нее нормальная. То, что она не ходит в обтягивающих коротких юбках и блузках с глубокими вырезами, обусловлено спецификой ее служебных обязанностей. И краситься на работу и делать прически, она считала, нет необходимости. Зачем?

— Потому что тема маньяков у нашего руководства под запретом. Тс-с-с! — Кирилл снова приложил пальцы ко рту. — Представляешь, что будет, если об этом узнает широкая общественность?

— Что?

Она все пыталась заглянуть в те конверты, которые он держал в руках, которые не вернул с остальной рекламной корреспонденцией обратно в почтовый ящик.

— СМИ раздуют скандал, бесконечные брифинги, пресс-конференции, ежедневные отчеты, заседания. Будет так штормить, Егорова, что тебе некогда будет на твоем меховом диване посидеть.

И он отвернулся. И медленно двинулся не к лифтам, к лестнице.

— А откуда вы знаете про мой меховой диван? — спросила она.

Поясница Кирилла, тесно обтянутая черной трикотажной кофтой, маячила перед ее глазами.

— Случайно наткнулся на твою страничку в соцсетях, — нехотя и не сразу признался он.

— И как вам? Мои фотки?

— Долго ржал. — Он бросил взгляд на нее через плечо. — Над твоими тапками. Ноги мерзнут, Егорова?

— Не твое дело, — буркнула она, внезапно перейдя на «ты», и ухватилась за краешки конвертов, мелькавших перед ее глазами. — Что там, Кирилл?

— А там, Егорова, — он выдернул конверты из ее пальцев, не позволил взять их. — А там ответы на многие вопросы, которые у нас возникнут уже через пару минут.

Игорь Васильевич Слепцов рассеянно крутил в пальцах головку брелока сигнализации. Ему следовало давно уже открыть машину. Влезть в нее и подъехать к своим девочкам, которые ждали его на стоянке такси с чемоданами. Они только что прилетели с отдыха. Только что вышли из здания аэропорта. Девочек он оставил на стоянке такси, а сам пошел за машиной. Они всегда оставляли ее на платной стоянке аэропорта до прилета. Он давно уже должен был за ними подъехать, а он все медлил и медлил.

Почему?

Потому что, пока он шел, по пути ему попался газетный киоск. И заголовки крупными буквами сразу трех печатных изданий голосили о таком…

О таком ужасе, что у него на какой-то момент даже дыхание перехватило.

— Боже мой! — ахнул он, выхватив из стопки газету и впившись взглядом в текст статьи. — Боже мой, только не это!

В статье говорилось о зловещем убийстве женщины средних лет и мужчины. Предполагалось, что они были любовниками. Оба были жестоко убиты. Скорее даже, казнены. Подробностей не было. Спасибо цензуре! Труп мужчины был опознан, его вот-вот должны были забрать родственники для погребения. А вот труп женщины до сих пор оставался невостребованным. Он был не опознан. Автор статьи предполагал, что женщина была приезжей, потому что в квартире был найден чемодан с женскими вещами, скорее всего, принадлежащими жертве. И фото чемодана было опубликовано.

Гоша едва не задохнулся, когда увидел это фото. Это был чемодан его тещи. Сто процентов ее чемодан. Таких немного увидишь. Она его из Испании привезла. Купила там задорого.

Далее в статье назывался адрес, где произошло убийство. И это было неподалеку от дома, где проживала его теща. А он знал, что она любила вылезти из такси за пару кварталов от дома и пройтись пешочком. Считала, что движение — жизнь. Конечно, с тяжелым чемоданом не очень-то разгуляешься, но…

Но теща его была с великими, на его взгляд, причудами. И с годами причуд этих становилось все больше и больше. Одно ее бегство с курорта чего стоило! Это надо было так мерзко поступить со всеми ними! С ним, с Иркой, с Натой. Ната проплакала всю ночь, когда узнала, что ее бабушка уехала, не сказав никому ни слова.

— Она обиделась, да! — кричала на них с Иркой дочка. — Вы не должны были так поступать с ней, не должны!

— Как, Ната? Как мы с ней поступили? — делал он недоумевающее лицо и разводил руками.

— Вы выгнали ее! — плакала девочка.

— Мы предоставили ей возможность пожить отдельно, малыш.

— Вы выгнали ее, — стояла на своем дочка.

Потом они жестко поссорились с Иркой. Та тоже пыталась обвинить его в изгнании Натальи Павловны. И даже слушать не хотела, что это было их общее совместно принятое решение.

— Ты настоял! — стояла на своем Ирка и тоже плакала.

Теща не позвонила, когда добралась до дома. Ирка тоже настырничала и не звонила ей.