Вкус запретного плода - Галина Владимировна Романова

Она успела сделать себе четыре бутерброда со сладким перцем и ветчиной, успела позвонить маме, обещав еще раз с ней связаться в рекламную паузу. Успела подумать, что Лиза неправильно ведет себя по отношению к Женьке. Вернее, он неправильно себя ведет с ней. Использует. Мучает. Держит на коротком поводке. Причем с первого курса. Потом она заварила себе чайник элитного зеленого чая. Достала большую чашку. И стоило поползти по экрану титрам, забыла обо всем.

Сегодня шло сразу четыре серии. Это целых четыре часа! И сюжет в них крутило так, что она даже всплакнула пару раз. Но маме звонила во время рекламы. И они успевали даже обсудить то, что успели показать. Мама тоже любила этот сериал. И плакала на тех же самых местах, что и дочь.

К концу просмотра четыре бутерброда ушли, будто их и не было. И чая почти не осталось, одни лохмотья заварочные. Она слезла с дивана, на котором сидела с ногами. Сладко потянулась. Решила сходить принять душ, заодно вымыть заварочный чайник, чтобы назавтра к ее возвращению с работы листья чая не покрыло мохнатой плесенью.

Таня взяла в одну руку резиновую сумочку, с которой обычно ходила в душ. В ней было мыло, мочалка, зубная паста со щеткой, смена белья и банное полотенце. В другую руку — заварочный чайник. Вышла из комнаты. Заперла ее на ключ. Сделала два шага к душевой, расположенной в левом крыле длинного коридора общежития. И тут же замерла от дикого воя.

Ей навстречу не бежала, летела толстуха Лидочка, преподававшая на машиностроительном факультете. Летела явно из душевой, потому что на ней был ее любимый махровый халат с крупными цветами. К груди Лидочка прижимала точно такую же резиновую сумочку с банными принадлежностями. Они все тут с такими ходили в душ. Длинные спутанные волосы Лидочки развевались за спиной, как водоросли.

— Что стряслось, дорогая? — спросила Таня, когда Лидочка с воем промчалась мимо нее, топая, как слониха. — Лида, остановись!

— Там, там… — Лидочка резко встала, обернулась и тут же начала пятиться к своей комнате.

— Что там? Мышь? Крыса?

Таня закатила глаза, припоминая Лидочке прошлогодний переполох, когда та так же вот летела по коридору из душа почти голышом. Лидочка тогда еле успела полотенцем обернуться, выбегая. Оказалось, в душе по ее ноге пробежал мышонок.

— Там… Господи, ужас какой! — Лидочка всхлипнула. — Там Лиза!

— Где там?

— В душевой. В душевой Лиза.

Крупные цветы на ее махровом халате вдруг пришли в движение. Лидочку начало трясти.

— И что Лиза?

— На ней… На ней нет… — Лидочка снова завыла.

— Одежды? На ней нет одежды?

Таня ядовито заулыбалась. Ей было известно, что Лиза избегала посещать душевую, когда там кто-то был. Стеснительной была от природы или скрывала какое-то физическое уродство, было непонятно. Но себя голую Лиза ото всех прятала.

— На ней нет лица! — прохрипела Лидочка.

И ее вдруг стошнило прямо в коридоре. Прямо в метре от Таниной двери.

— Твою же мать! — взревела Таня, бешено вращая глазами. — Ты чего наделала?! Убери немедленно!

Она отперла свою дверь, швырнула резиновую сумочку у порога, поставила заварочный чайник на тумбочку, снова заперла дверь на ключ и решительным шагом двинулась к душевым. Бедная Лидочка кинула на пол свое банное полотенце, пытаясь вытереть блевотину.

Шум воды в душевой был слышен издалека. Понятное дело, Лидочка не закрыла ни одной двери. Ни в саму душевую, ни в раздевалку, которая располагалась перед кабинками. Вода била мощными струями в двух кабинках. Одна оказалась пустой. Понятно, оттуда выбежала Лидочка. Таня боком протиснулась вдоль стены, выложенной дешевым кафелем, перекрыла воду. Шагнула ко второй кабинке. Дверь была прикрыта, но не заперта. Она потянула ее и…

И заорала благим матом, пятясь.

Голая Лиза сидела в самом углу, подтянув колени к подбородку. На ней действительно не было лица. Но не в том смысле, когда так говорят о расстроенном человеке, о человеке, убитом горем. А в том смысле, что так говорят об убитом человеке. О человеке, с лица которого содрали кожу.

Как она вышла из душевой, Таня плохо помнила. Еле переставляя ноги, дошла до своей двери, где все еще торчала Лидочка, пытаясь утоптать в махру полотенца рвоту. Таня еще удивилась способности этой крупной женщины передвигаться с такой бешеной скоростью после всего увиденного. Ее лично ноги едва держали.

— Видела?! — Лидочка повернула к ней болезненно сморщенное лицо.

— Видела.

— Что же делать-то, Таня?! Что же теперь делать?! — завыла Лидочка, приваливаясь спиной к стене.

— Звонить в полицию, — отозвалась та, оседая на пол.

В кабинете было так тихо, что, случись тут проползти муравью, они бы услыхали. Егорова сверлила взглядом стол. Она могла бы запросто закрыть глаза и задремать, они бы не заметили, так низко была опущена ее голова.

Федор Иванович Хорцев сидел, не шевелясь и уставив взгляд за окно, за которым на город начинало наплывать раннее ненастье. Взгляд, ничего ровным счетом не выражающий.

Кирилл сидел в своей излюбленной позе: скрещенные ноги вытянуты под столом, сцепленные замком пальцы на животе, глаза полуприкрыты. Со стороны могло показаться, что он дремлет, но это было не так.

Никто из них не дремал и не был спокоен. А тишина, повисшая в кабинете, была совершенно точно зловещей. Потому что минуту назад из дежурной части поступил звонок о страшной находке в душевой общежития студенческого городка. Тридцать секунд назад Хорцев им озвучил информацию. И десять секунд назад они все замерли, как перед прыжком.

— Серия? — неприятным скрипучим голосом спросил Хорцев, не отводя от окна остановившегося взгляда.

— Не факт, — отозвалась Егорова. — В первом случае мужчина и женщина. И с них всего лишь сняли скальпы. А здесь…

Они услышали, как она пытается судорожно сглотнуть.

— А здесь с лица содрали кожу, — закончил за нее Кирилл, не меняя позы. — И мы можем сколько угодно гадать, один ли это убийца или другой, пока не увидим все своими глазами и не узнаем заключение эксперта.

— Поехали. — Хорцев начал подниматься с места так тяжело, так медленно, словно у него воспалились все суставы сразу.

— Поехали, — подскочила пружиной Егорова. Ее щеки были белее белого.

— Поехали.

Кирилл медленно подтянул ноги, сел в рабочем кресле прямо, хрустнул шеей, словно разминался перед спаррингом. Поднял руки вверх, потянулся и лишь тогда поднялся во весь рост и повторил за всеми:

— Поехали.

Они снова все ехали на место преступления на его машине. Он не любил добираться на служебном автомобиле. Пока всех дождешься…

Долго молчали. Но на подъезде к студенческому городку заговорили вдруг все разом.