Роковой поцелуй - Джорджетт Хейер

– Мы не нуждаемся в вашей помощи! Прошу вас, поезжайте дальше, сэр!

По ней скользнул взгляд холодных глаз. Их выражение вновь заставило ее особенно остро ощутить все убожество двуколки, собственного платья деревенского покроя и той общей картины, которую они должны были являть с Перегрином.

– Я бы с радостью поехал дальше, моя красавица, – произнес джентльмен в коляске, – но эта ваша неуправляемая кобыла, как вы могли бы заметить и сами, загораживает мне дорогу.

Мисс Тавернер совсем не привыкла, чтобы к ней обращались подобным образом, поэтому ее настроение отнюдь не улучшилось. Фермерская лошадь, испуганно пытающаяся вытащить двуколку из канавы, действительно билась в постромках прямо посреди дороги, но, если бы Перегрин, вместо того чтобы хлестать ее по крупу, подошел к ней спереди и взял под уздцы, все было бы в порядке. Тем временем грум, остролицый и внешне ничем не примечательный коротышка неопределенного возраста, обряженный в изящную желто-голубую ливрею, приготовился взять дело в собственные руки. Мисс Тавернер, будучи не в силах и далее выносить унижение, вспылила:

– Сэр, я уже сообщила вам, что мы не нуждаемся в вашей помощи! Слезай, Перри! И передай мне вожжи!

– У меня нет ни малейшего намерения предлагать вам свою помощь, – невозмутимо ответил утонченный джентльмен, высокомерно приподняв брови. – Сейчас вы увидите, что Генри вполне способен расчистить дорогу для меня.

Между тем грум и впрямь подошел к лошади. Взяв вожжи чуть повыше мундштука, он принялся успокаивать бедное животное, в чем вскоре преуспел, и двуколка, выехав из канавы, остановилась на обочине дороги.

– Видите, это было нетрудно, – продолжал джентльмен тем же ненавистным голосом.

Перегрин, до сего момента не принимавший участия в дискуссии из-за того, что был слишком занят попытками успокоить свою лошадь, сердито бросил:

– Я прекрасно сознаю – вся вина лежит на мне, сэр! Полностью!

– Мы все это понимаем, – дружески отозвался незнакомец. – Только глупец мог попытаться развернуть свой экипаж на таком участке дороги. Долго мне еще ждать, Генри?

– Я уже сказал, что признаю свою вину, – вспыхнув, произнес Перегрин, – и приношу свои извинения! Но позволю себе заметить вам, сэр, вы мчались с непозволительной скоростью!

Однако тут его несколько неожиданно прервал повернувшийся к нему грум, лицо которого вдруг стало рассерженным; он заявил с резким акцентом кокни[7]:

– Заткнулся бы ты, малец! Он – лучший наездник во всей стране, верно тебе говорю, причем я вовсе не позабыл и сэра Джона Лейда! Из нынешних господ ему никто и в подметки не годится. В упряжке у нас – чистокровные гнедые, которые ходят как шелковые, а если никто из коренников не растянул себе сухожилие, так твоей вины в том нет!

Джентльмен в коляске негромко рассмеялся.

– Верно подмечено, Генри, как, впрочем, и то, что ты по-прежнему заставляешь меня ждать.

– Видит бог, хозяин, уже бегу! – поторопился ответить грум, забираясь на облучок.

Перегрин, немного придя в себя после сокрушительной отповеди слуги, процедил сквозь зубы:

– Мы еще встретимся, сэр, обещаю вам!

– В самом деле? – отозвался джентльмен в коляске. – Надеюсь, вы ошибаетесь.

Казалось, экипаж буквально прыгнул вперед, а еще через минуту и вовсе скрылся из глаз.

– Это чудовищно! – в сердцах воскликнула Джудит. – Просто неслыханно!

Для того, кто привык к ночной тиши сельской местности, заснуть в гостинице «Георг» в Грантеме накануне боя было решительно невозможно. Звуки шумного застолья долетали в спальню мисс Тавернер из обеденной залы внизу чуть ли не до самого рассвета; спала она урывками, вновь и вновь просыпаясь от раскатов громкого смеха на первом этаже, либо голосов на улице у себя под окном, либо же поспешных шагов под дверью. Только после двух часов ночи гуляки постепенно угомонились, и она забылась тревожным сном, нарушил который тройной рев рога, прозвучавший в двадцать три минуты восьмого утра.

Мисс Тавернер испуганно села в постели.

– Господи милосердный, что еще на этот раз?

Ее горничная, тоже разбуженная внезапной суетой, выскользнула из раскладной кровати и подбежала к окну, опасливо глядя на улицу в щелочку между занавесками. Своей госпоже она сообщила, что это всего лишь прибыл почтовый дилижанс из Эдинбурга, после чего задержалась у окна еще немного, сдавленно хихикая при виде сонных пассажиров в ночных колпаках, выходящих из него, чтобы позавтракать в гостинице. Мисс Тавернер, которую эти новости ничуть не заинтересовали, откинулась было обратно на подушки, но вскоре обнаружила, что недолгое ночное затишье закончилось. Гостиница пробудилась окончательно, и внизу уже начиналась дневная суета. Очень скоро девушка, отказавшись от безуспешных попыток вновь заснуть, встала.

Около девяти утра в дверь ее спальни постучал Перегрин. Ей лучше поскорее сойти к завтраку; ему настоятельно советовали выехать в Тислтон-Гэп пораньше, если он хочет занять хорошее место, так что он попросту не может терять времени.

Она сошла вместе с ним в обеденный зал. Там было всего несколько гостей, поскольку пассажиры почтового дилижанса из Эдинбурга уже благополучно отправились в путь на юг, а поклонники спорта, что так шумно кутили здесь минувшей ночью, очевидно, предпочитали завтракать, уединившись в собственных комнатах.

Как она и предполагала, давеча вечером Перегрин недурно погулял в компании. Он свел знакомство с несколькими славными молодыми людьми, имена которых, правда, затруднился бы вспомнить, и раздавил с ними бутылочку. Разговор шел о предстоящем бое, да и сейчас ее брат не мог говорить ни о чем ином. Сам он будет болеть за чемпиона: Джудит наверняка помнит, что его тренировал капитан Барклай[8] из… из… из Ури или какого-нибудь другого местечка со столь же заковыристым названием, но это неважно. Во всяком случае, именно он придумал и организовал соревнования по спортивной ходьбе – она наверняка слышала о нем. Говорят, он заставил Крибба сбросить вес до тринадцати стоунов[9] шести фунтов. Крибб пребывает в отличной форме; насчет Мавра сказать ничего нельзя, хотя тот вроде и моложе Крибба на четыре года. А чемпиону должно исполниться уже тридцать. Перегрин болтал без умолку, пока Джудит расправлялась с завтраком, по мере необходимости вставляя «да» или «нет».