Последнее послание из рая - Клара Санчес
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Если бы не сантименты моей семьи, я подарил бы тебе пса, – сказал мне как-то Эдуардо А я подумал, что не хотел бы иметь собственную собаку, а предпочел бы выгуливать только ту, которая принадлежала им, собаку, которую ласкала, целовала и мыла из шланга Таня.
– А зачем мне собака? Я уже вышел из этого возраста.
Когда нам исполнилось по четырнадцать лет, мы начали ездить в Мадрид в любое время, и я понял, что собака будет мне в обузу. У матери на собаку времени не было, у меня тоже. Так что собака умерла бы от голода и одиночества. Есть ласки, которые отдаются только во время краткосрочных визитов.
Мадрид был полон соблазнов. Кинотеатры, дискотеки, концерты, гуляния на бульварах по субботам. Мы не думали ни о чем, кроме одежды. Я очень быстро понял, что мне нужно все, от брюк до часов, не говоря уже о пиджаке, ботинках и костюме для встречи Нового года.
На этот раз путь мистеру Ноги пересек я. Я увидел, как он спускался по аллее, обсаженной деревьями, рядом с автобусом. Он был в безупречно белом костюме и с лентой с надписью «Джим-джаз», прикрывавшей лоб. У моей матери было несколько таких лент. Стоял ноябрь. Было пять часов вечера. Вскоре совсем стемнело. Вокруг «Ипера» дворники собрали опавшие листья и сделали из них две большие кучи, на которых кувыркались дети и собаки. Сады, проспекты, тротуары являли собой зрелище печальное. Воздух был чист, и легкие наполнялись им так, словно ты выпивал стакан свежей воды. Улицы были пустыннее, чем обычно, потому что все чем-то занимались. В отличие от улиц залы и площадки спортивного комплекса, в том числе и кафетерий, были переполнены людьми, одетыми в теннисные костюмы, а плавательный бассейн пестрел дорогими купальными костюмами и обтекаемыми очками. В «Джиме» еще не закончились занятия, поэтому мистер Ноги бежал медленнее, чем обычно, неся рекламу на лбу.
Я подождал, когда он поравняется со мной, и побежал рядом.
– Эй! – крикнул я.
Он остановился и повернулся в мою сторону, не переставая подпрыгивать.
– Вижу, ты решился. Очень рад.
– Это значительно тяжелее, чем я думал. Я пробую.
Мы продолжали спускаться вместе. И этот негодяй ускорил шаг.
– Как я тебе уже говорил, это дело привычки и дисциплины. Если сегодня ты выдерживаешь такой бег, то завтра выдержишь более быстрый.
– А такая выдержка полезна для здоровья? – спросил я.
– Безусловно, дружок. У тела появляется большая сопротивляемость, оно превращается в камень.
– Но для чего? Ведь мы же не станем переворачивать плечом грузовики. Человеку и с обычными возможностями неплохо. Я не думаю, что приходится часто использовать такую мускулатуру.
– Речь не идет только о силе. Есть еще и другое.
– Другое?
– Да, другое.
– Например?
– Бабы с ума сходят, понимаешь?
– Ага! Поднажмем-ка еще.
– Но у тебя плохо получается, братишка. Руки нужно держать вот так. И хотя это может показаться излишним, важно быть надлежащим образом экипированным. Что за башмаки, Бог мой! Ты так себе мозоли набьешь, ты угробишь себя. У тебя что, других нет?
Поскольку я на этот случай специально надел почти развалившиеся сандалии, то ответил:
– Нет.
– В такой обуви ходить нельзя.
– Я знаю, но у меня нет других. Если бы ты хорошо знал мою мать, то не удивлялся бы, почему я так плохо одет.
– Хорошо. Придумаем что-нибудь.
Несколько дней спустя я получил через мать пакет со спортивной обувью «Найк», ленту для лба с надписью «Джим-джаз» и полотенце для обтирания пота «О'Нил». Мать с дрожью в голосе спросила, что это мне прислал ее тренер, словно сама не знала. Я показал.
– Похоже, ты внушаешь ему симпатию.
– Он хочет, чтобы я был в форме.
Тренер начал приходить к нам домой, чтобы приглашать меня на пробежку. Мать доставала из ледника двухлитровую картонную упаковку «Солан де Кабрас», которую хранила специально для него.
– Как вкусно! – И они бросали друг на друга многозначительные взгляды.
Мы поднимались и шли к двери, подпрыгивая, чтобы разогреться. Я начал думать, что не так уж плохо, если мое тело будет как камень, как он говорил, но отнюдь не забывал о своих подлинных намерениях. Тренер говорил и говорил без конца, пока мы не забегали так далеко, что больше уже не было сил. Я, уставший до одурения, почти не слушал его. Он обычно показывал пальцем, чтобы напомнить мне о первой, главной, цели нашей пробежки, которую он назначил для меня, – выпить две бутылки минеральной воды в его доме, или добежать до вершины холма, или выполнить еще какую-то тяжелую работу. Прошло пятнадцать дней, и однажды, добежав, мы выпили воду. Его лицо в это время выражало превеликое удовлетворение.
– Я поставил ее охлаждаться в тот день, когда мы решили начать тренировки. Я сразу понял, что ты из тех, кто мне подходит.
Я свалился на диван. Силы оставили меня. Кажется, я намочил своим потом обивку дивана. Отдохнув, я увидел, что обстановка в его приемной сугубо мужская, точнее говоря, отвратительная. Остальная часть дома, по-видимому, была такой же. Но мне понравилось пить воду прямо из бутылки, а не из стакана. Я подумал, что моя мать здесь бывала совсем другим человеком, не обращавшим внимания на мелочи, на которые она обычно внимание обращала. И только бывая со своим тренером, она не была сама собой и все принимала как должное.
Ей казалось чудесным, когда на полу валялись носки, стекла окон были грязными, а сад зарос травой и чертополохом. Все это казалось ей романтичным. Возможно, это была привлекательная часть присутствия в неубранном и неухоженном доме, где и самой можно быть небрежной. Вообще-то я даже заметил в одном углу стоптанные башмаки того же размера, который носила мать. Она, наверное, оставила их там для собственного удобства. Я пробежался взглядом по негостеприимному саду, чтобы хоть там не видеть ничего, что принадлежало бы моей матери, вроде ее ботинок в так называемой приемной. Мне не хотелось видеть свидетельств того, что моя мать бывала в том же месте, где сейчас находился я.
– С тобой что-нибудь происходит?
– Нет, ничего.
– Ну-ка шевелись, девочка.
Он постоянно пытался разговаривать со мной на великую тему о мужчинах, а я приходил в ужас оттого, что между нами могут установиться доверительные отношения. Я очень боялся однажды узнать, что они здесь делают с моей матерью.
– Тут не разгуляешься.
– И что…
– Это о предновогодней ночи. Давай организуем грандиозный праздник в Соко-Минерве.
Он смотрел на меня отсутствующим взглядом, но в то же время было заметно, что он догадывается о том, что я его о чем-то попрошу. Поэтому я решился на откровенность и честно сказал, открыто посмотрев ему в глаза: