Люди крови - Алан Ф. Троуп

Я целую её в макушку, она опять тихо смеется и прижимается ко мне. Потом я слегка отступаю, чтобы разглядеть ее получше, и она принимает картинную позу. Мария весьма благоразумно подошла к выбору одежды для ночной морской прогулки. Но даже в мешковатых брюках и ветровке ей удается быть весьма соблазнительной. Может быть, дело в том, что курточка ее расстегнута, виден топ и голый живот с колечком в пупке. Колечком она кокетливо поигрывает.

– Тебе нравится?

Я киваю. Однако… В такой одежде Мария выглядит как подросток.

– Сколько тебе лет? – спрашиваю я.

Она хохочет, бросает на меня шаловливый взгляд:

– Не бойся! Я просто молодо выгляжу… Мне двадцать два.

Она подходит к краю пирса, осматривает катер:

– Хорошая лодка! А тебе сколько лет?

– Сколько бы ты дала?

Я спускаюсь в лодку и подаю руку Марии. Сейчас отлив, и палуба на добрых три фута ниже причала. Девушка преувеличенно внимательно изучает мое лицо:

– Ну.- примерно двадцать шесть.

– Двадцать девять, – говорю я, стараясь не показать, что польщен. Будь здесь мой отец, он бы посмеялся над моим тщеславием. Ведь даже он мог бы выглядеть молодым, если бы только не поскупился потратить на это немного энергии. Интересно, как отреагировала бы Мария, если бы узнала, что на самом деле мне вдвое больше лет, чем она подумала

Я отчаливаю и направляю «Крис» в Рыбацкий канал. Как только мы минуем буйки, ограждающие гавань, лодка начинает мягко покачиваться на волнах, влекомая легким юго-восточным ветром. Множество лодок, пританцовывая, стоят на якоре по обеим сторонам канала.

– Красиво, – говорит Мария.

Она дрожит от ночной прохлады и все крепче прижимается ко мне. Ее макушка как раз под моим подбородком. Я ощущаю ее тепло, вдыхаю аромат ее радостного волнения. Не сомневаюсь, что она, как и я, рассчитывает завершить этот вечер в моей постели. Я осторожно знакомлюсь с ее молодым, пышным, спелым телом и чувствую, как во мне зреет желание.

Мы минуем последний буй, и я жму на газ. Мотор взрёвывает, корма погружается в воду, нос задирается вверх. Мария радостно смеется – мы вырываемся в темноту залива, винты взбивают в белую пену воду в кильватере.

– Можно порулить? – спрашивает девушка.

Я позволяю ей занять мое место у штурвала и показываю, куда править. Лодка легко перепрыгивает с волны на волну, разбрызгивая воду вокруг себя.

Около самого острова Марии не удается избежать гигантской волны, и она обрушивается на нас. Солидная порция воды плюхается на нос катера. Соленая пена у нас на лицах. Мария смеется, я не могу удержаться от поцелуя, и соль на моих губах смешивается со свежестью ее рта.

Над нами пролетает реактивный самолет. Он следует в Международный аэропорт Майами. Ущербный месяц тускло поблескивает на черном небе. Я беру штурвал, сбавляю скорость и сворачиваю в канал, ведущий к нашему острову. Огни Майами остаются за спиной. Перед нами вырастает темная громада Кровавого рифа. Указав на него, Мария спрашивает:

– Мы плывем туда?

Я киваю.

– Так темно!

– Мы включим огни, когда подплывем поближе, – говорю я и еще крепче прижимаю ее к себе. -Иногда свет привлекает незваных гостей.

Она понимающе кивает головой:

– И все же… тебе было бы легче причалить.

– Я вырос на этом острове. Знаю дорогу.

Еще медленнее. Моторы утробно урчат. Мы скользим вперед, то поднимаясь на волне, то падая.

Свистит ветер. Я снова привлекаю Марию к себе и прижимаю свои губы к ее губам. Она отвечает на мой поцелуй. Он длится дольше, чем я рассчитывал. Потом она отстраняется и с улыбкой спрашивает:

– А что, собственно, мы будем делать на этом твоем острове?

Я улыбаюсь в ответ:

– А что обычно делают два человека, оказавшись наедине на необитаемом острове?

Она вздыхает и вновь прижимается ко мне:

– Здесь красиво!

Опять налетает ветер. Нас обдает водой. Мария с удовольствием делает глубокий вдох:

– Люблю запах океана!

Я с наслаждением вдыхаю возбуждающий аромат девушки, и… и еще один запах проникает в мои ноздри, заставляя мое сердце учащенно забиться. Пахнет корицей и гвоздикой, возможно мускусом и чем-то еще, – пронзительный, почти наглый, будоражащий, странно знакомый запах. Принюхиваюсь, не кажется ли мне… Сам запах исчез, но воспоминание о нем словно бы осталось в воздухе. Глушу мотор, позволив катеру безвольно качаться на волнах, снова вдыхаю.

– Что-нибудь не так? – спрашивает Мария.

– Нет. Мне показалось, запахло…

Она хмурится, смотрит на меня с тревогой:

– Чем? Чем-то плохим? Пожар?

– Скорее, чем-то странным,- отвечаю я, на этот раз не обнаружив в воздухе даже следа того аромата. – Возможно…- слово так и замирает, я не заканчиваю фразы. Завожу мотор катера и решительно правлю вперед. Мария от резкого толчка падает прямо в мои объятия.

Мы подходим к малой пристани. Лают собаки. Я чувствую, как Мария вся напрягается, ловлю кисловатый запах страха, зарождающегося в ней.

– Сторожевые собаки, – объясняю я. Две тени появляются у причала и застывают на берегу.

– Удар и Шрам – вожаки. Они в стае главные.

– Миленькие клички! – говорит она с нескрываемым сарказмом.

Я улыбаюсь:

– Здесь еще по крайней мере пятнадцать таких, как эти. Просто их не видно в темноте. Мы держим их, чтобы нас никто не беспокоил.

Удар и Шрам злобно рычат. Мы подплываем к пристани. Я включаю фонарик и освещаю их. Они на секунду застывают – два огромных зверя в конусе света, – их белые оскаленные клыки зловеще светятся… Увидев меня, вожаки убегают в темноту.

Мария со страхом восклицает:

– Какие огромные!

Я качаю головой:

– Они не крупнее немецкой овчарки. Просто у них непропорционально большие головы и пасти.

Причалив, я выпрыгиваю из катера, чтобы привязать его к кнехтам. – Но они и должны выглядеть страшно. Они охраняют остров. Первых собак привез сюда мой предок, дон Генри, чтобы держать в страхе рабов. Мы годами вели отбор, отбраковывали слабых и наконец вывели что-то вроде своей породы. Теперь у нас все такие, как эти.

К ворчанию вожаков присоединяется целый собачий хор.

– Неужели ты их не боишься? – спрашивает Мария.

– Нет, – ее вопрос позабавил меня. Я с трудом удерживаюсь от смеха. Эти твари знают, кто на острове хозяин. При мне они поджимают хвосты. Засовываю два пальца в рот. короткий резкий свист трижды пронзает ночную тишину. Ворчание сменяется шорохом листьев и хрустом веток. Стая уходит.