Маска Атрея - Эндрю Джеймс Хартли

— Стоит только сделать вид, что ты не музей — и со временем перестанешь им быть, — говаривал Ричард. — Заманивай в дверь колокольчиками и свисточками, но когда люди вошли, дай им о чем-то узнать, дай что-то, что останется с ними на всю жизнь...

В телефоне по-прежнему звучали гудки.

Ричарду она не говорила, однако таксидермическая коллекция не просто раздражала ее как хранителя музея, но и пугала. Сейчас, в тусклом зеленоватом свете потолочных ламп, давно мертвые, заплесневелые тела животных казались ей горгульями в тенях собора — неживыми, но какими-то настороженными. Дебора пошла быстрее, внезапно заметив, что в большой изогнутой галерее вроде становится светлее.

Сначала она почувствовала облегчение, потом сомнения и растущую панику. Впереди мог быть только один источник света, и то, что он просачивался в галерею, не означало ничего хорошего. Дебора побежала — мимо трухлявых набитых львов с оскаленными зубами и жестокими желтыми глазами, мимо неподвижных чаек с застывшими птенцами, мимо черной громады водяного буйвола с опущенной головой и огромными рогами. С каждым шагом сюрреалистичный зеленоватый свет все бледнел, и на бегу Дебора начала тихонько бормотать:

— Нет. Нет. Нет.

И — да, дверь между неподвижными пингвинами и тюленями была широко распахнута, свет из нее лился в коридор — единственная дверь в этом конце здания. Увидев ее, Дебора вдруг осознала, что еще и слышит какие-то звуки, отдаленные и размеренные — телефонный звонок. Поняв, что это, она нажала отбой на своем сотовом телефоне.

Ричард жил здесь — или, точнее, в примыкающем здании — с самого основания музея. Хотя все считали, что это дом пристроен к музею, дом стоял здесь давно, а музей возвели тридцать пять лет назад в качестве подарка городу. Почти два десятилетия Ричард управлял музеем сам, но его внушительного состояния и равно внушительного энтузиазма оказалось недостаточно, и в последние годы он передал бразды правления кураторам-профессионалам. Дебора была третьей — и он любил ее, доверял ей, относился к ней как к дочери.

Тело.

Сердце Деборы бешено колотилось, когда она миновала дверь, отделявшую его личный мир от музея, дверь, которую он охранял, как стареющий питбуль, и которая никогда (никогда!) и ни при каких обстоятельствах не оставлялась открытой.

— Ричард! — окликнула Дебора.

Она прошла через гостиную, кухню, библиотеку, столовую. Продолжая звать, взбежала по большой центральной лестнице с длинными, узкими перилами из красного дерева. Заглянула в кабинет. Ничего. Спальня для гостей, уборная в коридоре, комната, которую, по словам Ричарда, он собирался превратить в библиотеку, заполненная напластованиями семейной жизни... Его жена умерла девять лет назад, но Ричард не выбросил ни одну из ее вещей. Дебора проверила гостиную верхнего этажа, где раньше не бывала, и нечто вроде буфетной с лифтом, на котором Тони доставляла ему продукты, когда Ричард «хандрил из-за погоды» (последнее время он часто хандрил из-за погоды). Вот и спальня.

Большие двойные двери, обшитые тяжелыми дубовыми панелями. Дебора громко настойчиво постучала.

— Ричард, это я. Откройте дверь — или я вхожу.

Ее голос звучал совершенно спокойно.

Потом она толкнула дверь. Та открылась.

Спальня была пуста, постель нетронута. Ричарда нигде видно не было. Дебора заглянула в ванную, потом вернулась на лестничную площадку, снова позвала. Только что она — впервые с тех пор, как поступила на работу, — вторглась в его личное святилище; бродить по квартире дальше не представлялось необходимым или уместным.

Дебора остановилась на площадке, потом в недоумении вернулась в спальню. Абсолютно никаких признаков его присутствия.

Учитывая, что ты боялась найти, могла бы и успокоиться, не найдя ничего.

Успокоиться не получалось.

Она села на жесткую постель и оглядела комнату. Как всегда, безукоризненно чисто — спасибо Тони. На прикроватном столике возле телефона лежал блокнот, и Ричард что-то нацарапал там своим тонким почерком, но в остальном все совершенно нормально: мебель аккуратно расставлена, книги в огромном книжном шкафу во всю стену в идеальном порядке, пыль везде вытерта.

Дебора закусила губу и наклонилась, чтобы разглядеть нацарапанное в блокноте. Одно слово, несколько раз обведенное кружком и с парой вопросительных знаков: «Атрей??»

Дебора замерла — в душе шевельнулось старое воспоминание, литературное воспоминание, — потом отмахнулась от этого ощущения.

Где же Ричард, черт побери?

Она обхватила голову руками и тут заметила на полу что-то, наполовину скрытое длинным покрывалом, словно случайно загнувшимся под кровать. Дебора наклонилась. Это оказался осколок керамики, сильно изогнутый, похожий на часть круглого сосуда, и с росписью. На светло-бирюзовом фоне фрагмент женской головы в профиль: большой миндалевидный глаз и темные колечки волос. Похоже на эскиз, полный небрежных — почти легкомысленных — изящества и энергии. Дебора поднесла черепок к свету и потерла пальцами, внезапно исполнившись уверенности, что это не просто разбитая безделушка.

Она была почти уверена, что вещь, относящаяся к любому периоду истории Северной Америки, не могла так выглядеть. Чувствовалось что-то знакомое — знакомое в том смысле, что ей уже случалось видеть аналогичную керамику — не идентичную. Древний Египет? Нет, рисунок слишком живой, лицо слишком кокетливое. Наверное, что-то такое же древнее... Трудно сказать наверняка. Месопотамия? Ассирия? Нет. И в любом случае, если осколок действительно древний, что он делает здесь? В музее нет классических древностей.

Дебора снова посмотрела на осколок. Может быть, Древняя Греция?

В голове всплыло слово из блокнота, обведенное кружком и отмеченное вопросительными знаками: «Атрей??» Тоже Греция.

Согласно греческим мифам, Атрей — один из потомков Тантала, так? Его брат... Было что-то такое с его братом... или детьми... Дебора не могла вспомнить. Она подошла к огромному книжному шкафу вдоль южной стены спальни и принялась разглядывать корешки. Может, здесь найдется что-нибудь по греческой мифологии.

Нашлось. В сущности, оглядев полки, Дебора присвистнула от изумления. Почти все из чуть ли не четырехсот томов так или иначе касались Древней Греции: мифология, история, археология, политика, поэзия, культура, искусство, философия. Она вытащила тяжелый том «Энциклопедии Древней Греции», раскрыла на статье об Атрее и стала читать, словно во сне, сама точно не зная, что ищет.

Ричард. Ты ищешь Ричарда.

Неудивительно, что она помнила имя. Атрей был главой царской династии Микен, великой твердыни бронзового века, от знаменитых Львиных ворот которой, как гласила легенда, царь Агамемнон увел армию, десять лет осаждавшую Трою. Это был проклятый род, поколение за поколением раздираемый кровавыми междоусобицами, разделяющими братьев, детей, супругов, требующими самых ужасных отмщений за деяния, слишком отталкивающие, чтобы о них говорить: братоубийство, отцеубийство, матереубийство, человеческие жертвоприношения, кровосмешение, людоедство. Дебора закрыла книгу и уставилась на фрагмент керамики в руке, пока другие студенческие воспоминания об истории и археологии бронзового века всплывали и вставали на место, наслаиваясь на страшные мифы. Сомнений не осталось. Лицо на черепке было греческим, а точнее, микенским. Но где другие фрагменты и что могли означать этот черепок и это имя из древнего мифа?