Левая Рука Бога - Пол Хофман

— Он пошел за Ковырялыциками.

— Может, и нет, — возразил Кейл. — Думаю, это был Лорд Провианта. Он ленивый жирный ублюдок и к тому же не уверен, что действительно что-то слышал. Ему следовало обшарить кусты, но было лень сделать даже это. Так неужели он потащится за Ковырялыциками с их ищейками, если поленился проверить несколько кустов? Слишком тяжело для его жирной туши.

— Если он вернется сюда завтра, при дневном свете, он увидит дверь, — предположил Смутный Генри. — Пусть нам и удалось улизнуть сейчас, завтра они придут за нами.

— Они придут за кем-нибудь, причем найдут этих «кого-нибудь» обязательно, вне зависимости от того, виновны они или нет. Нет ничего, что позволит им связать с этим местом именно нас. Чьи-то головы полетят, но совершенно не обязательно наши.

— А что если он все же пошел за подмогой? — спросил Кляйст.

— Отопри дверь, и давайте уносить ноги.

Кляйст начал ощупывать дверь, пока не наткнулся на торчащий из замочной скважины ключ. Он попытался его повернуть, но ключ не поддавался. Он попробовал еще раз. Ничего. Тогда он крутанул изо всей силы. Послышался громкий треск!

— Что это было? — спросил Смутный Генри.

— Ключ, — ответил Кляйст. — Он сломался в замке.

— Что?! — воскликнул Кейл.

— Сломался. Теперь мы не сможем выйти. Во всяком случае, здесь.

— Черт, — ругнулся Кейл. — Ты придурок. Если бы я тебя видел, я бы тебе шею свернул.

— Наверное, есть какой-нибудь другой выход.

— А как мы его найдем в такой тьме? — обреченно вздохнул Кейл.

— У меня есть свет, — сказал Кляйст. — Я предвидел, что он нам может понадобиться.

Наступила тишина, в которой слышалось только тихое шуршание — это Кляйст шарил в своей рясе. Он что-то уронил, поднял, снова зашуршал. А потом сверкнули искры, и вспыхнул кусочек сухого мха. Огонь быстро разгорался, и в его свете мальчики увидели, как Кляйст поднес к нему фитиль свечи, мигом вставил свечу в стеклянную колбу переносной лампы, и они впервые смогли оглядеться.

В сущности, в тусклом желтом свете сальной свечи было видно немного, но мальчикам вскоре стало ясно, что это не комната, а ответвление коридора.

Кейл забрал у Кляйста лампу и осмотрел дверь.

— Штукатурка не старая, нанесена от силы несколько лет назад.

Что-то прошмыгнуло в углу, и все трое одновременно подумали: крысы.

Есть крыс мальчикам запрещалось по религиозным соображениям, и это табу, по крайней мере, имело под собой резонное основание: крысы — ходячие болезни. Тем не менее мальчики высоко ценили крысиное мясо, и многие из них именно искусству охоты на крыс были обязаны своим выживанием, равно как другие тому же искусству были обязаны ранним схождением в могилу, но таких было гораздо меньше. Конечно, не каждый мог стать охотником на крыс. Это умение почиталось и передавалось другому лишь в обмен на ценные взятки и взаимные услуги. Крысоловы были тайным сообществом и брали половину с каждой крысы за свои труды — цена настолько высокая, что время от времени некоторые мальчики решали пренебречь их услугами и поохотиться самостоятельно; зачастую результат убеждал остальных, что лучше платить и еще говорить при этом «спасибо». Кляйст был одним из крысоловов.

— У нас нет времени, — предупредил Кейл, сообразив, что у того на уме. — И света здесь мало, чтобы снять шкуру.

— Я могу освежевать крысу в полной темноте, — ответил Кляйст. — Кто знает, на сколько мы здесь застрянем?

Он поднял полу рясы и достал большой голыш из кармана, подшитого к подолу. Потом тщательно прицелился и метнул его в темноту. В углу послышался визг, и началась жуткая возня. Кляйст взял у Кейла свечу и пошел на звук. Когда он склонился там, в углу, раздался тихий хруст, словно что-то сломалось, потом наступила тишина. Кляйст опустил руку в карман, с большой осторожностью вынул и развернул тряпичный лоскуток и им подцепил окровавленное и уже мертвое существо. Едва заметным движением кисти он переломил ему шею, после чего сунул в тот же самый карман.

— Закончу потом.

— Это коридор, — сказал Кейл. — В прошлом он куда-то вел, может, и сейчас ведет.

Поскольку Кляйст держал свечу, он и пошел первым.

Не прошло и минуты, как Кейл изменил свое мнение. Никаких дверных проемов, ни открытых, ни заложенных, на которые он рассчитывал, видно не было.

— Нет, это не коридор, — сказал он наконец, все еще стараясь говорить как можно тише. — Это больше похоже на туннель.

Более получаса они продвигались вперед, причем быстро, несмотря на темноту, потому что пол был почти гладким и не замусоренным, а потолок — снова высоким.

Наконец Кейл опять заговорил:

— Почему вы мне сказали, что здесь есть еда, если вы здесь не были?

— Но это же очевидно, — ответил Смутный Генри. — Иначе бы ты с нами не пошел, разве не так?

— И мудро поступил бы. Ты обещал мне еду, Кляйст, и я, как идиот, поверил тебе.

— А я думал, ты славишься именно тем, что никому не доверяешь, — сказал Кляйст. — Кроме того, у нас есть крыса. Так что я не солгал: где-нибудь здесь наверняка есть еда.

— Откуда ты знаешь? — спросил Генри. По интонации можно было догадаться, как он голоден.

— Здесь полно крыс, а крысам нужно что-то есть. Откуда-то ведь они берут еду.

Кляйст неожиданно остановился.

— Что случилось? — встревожился Генри.

Кляйст протянул свечу вперед. Перед ними была стена. И никакой двери.

— Может, дверь — под штукатуркой? — предположил он.

Кейл ощупал стену ладонью, потом обстучал ее костяшками пальцев.

— Это не штукатурка, это бетон на рисовой муке. Такой же, из какого сделаны внешние стены.

Через такую стену пробиться было невозможно.

— Придется возвращаться. Может, мы пропустили дверь в боковой стене? Мы же не смотрели по сторонам.

— Не думаю, — возразил Кейл. — А кроме того… сколько еще будет гореть свеча?

Кляйст посмотрел на огарок, который держал в руке.

— Двадцать минут.

— Что нам делать? — заволновался Смутный Генри.

— Погаси свечу, и давайте подумаем, — сказал Кейл.

— Хорошая мысль, — согласился Кляйст.

— Счастлив, что ты одобряешь, — язвительно пробормотал Кейл и сел на пол.

Остальные последовали его примеру, и Кляйст, приподняв стеклянную колбу, двумя пальцами загасил свечу.

Все трое сидели в темноте, запах животного жира от свечи дразнил их. Для них смрад от сгоревшего вонючего сала был напоминанием лишь об одном: о еде.

Через пять минут Смутный Генри нарушил молчание: